А современные слоганы?! От них хочется либо блевануть, либо повеситься! Все эта гадость: «живи легко, дыши легко, пей кока-колу», «будь самим собой, всегда улыбайся, ведь на лице должен быть позитив и мажор»! А я не хочу вечно улыбаться, я не Гуинплен! Я не желаю быть самим собой, ведь я способен стать лучше, чище, добрее… Да что об этом говорить! В настоящее время только гадкие Баркильфедро способны нормально существовать! Для нормальных людей наш мир - юдоль печали, тоски и одиночества.
— Почему именно Гюго? Нравиться сочинение или ассоциации подходящие? Хотя вы, граф, в общем-то правы, – выдернул из водоворота мыслей голос Асмодэева.
— Да, занятная книга, – подтвердил Андрей, раздражаясь.
Старик посмотрел на него почти с жалостью и сочувствующе пробормотал:
— Трудно же вам придется в жизни, юноша. Хоть в нынешней, хоть в новой.
— Вам то что? – буркнул Андрей.
— Скажем, вы мне симпатичны. В мире мало людей, я имею в виду настоящих, а не пустышек. Но так было всегда, вы уж поверьте моему богатейшему опыту. Лишь 19-ый век немного отличался в лучшую сторону. Но скольких неимоверных усилий для этого потребовалось! Возвести науку, культуру и прочее мыслетворчество в ранг модного и престижного! Я чуть пупок не надорвал, хотя, признаюсь, работал не один.
— Вы занимались таким!? – изумлению графа не было предела.
— А чем я, по-твоему, должен заниматься? Людишек фокусами развлекать? – обиделся Асмодэев. – Такие профи как я по мелочам не размениваются! Если бы не Ильич…
Он замялся, затем со злостью харкнул на асфальт. Плевок тотчас испарился самым загадочным образом.
— Что Ильич? – с неподдельным любопытством поинтересовался Андрей.
— Это я упустил Ленина, – неохотно ответил Асмодэев. – Вернее, не его самого, а учиненные им сумасшествия. Моя задача состояла в анализе и контроле происходящего процесса. Я имел абсолютную свободу действий, мог уничтожать любое их начинание, но провалился! Революция свершилась, а я был наказан. В 24-ом я все-таки прикончил Ильича, но добился лишь нового выговора и понижения по службе.
Он жалобно вздохнул, будто всхлипнул. Ошалевший граф спросил:
— Так значит любой происходящий на планете процесс контролируется вашим, так сказать, ведомством?
— И да и нет. Творец противоречив и изменчив. Наше сообщество переполняют интриги и постоянная борьба. Я ведь не сам «прокидался», помогли «доброжелатели»! Ладно, хватит о грустном. Появился шанс все исправить, и мы обязаны им воспользоваться. Мне – реабилитироваться перед руководством, ну а вам изменить жизнь! Очень надеюсь, что по поводу вашей выгоды от успеха мероприятия говорить бессмысленно?
— Да, конечно, – торопливо ответил граф. – Когда приступаем?
— Прямо сейчас! Вон и машина за нами, - проговорил Асмодэев и указал рукой на приближающуюся Порше 928-ой модели.
— А куда нам ехать, – спросил Андрей. – Я-то думал…
— Меньше думай, больше соображай! – сердито перебил старик. – В Питер мы едем, в Петроград. Или Ленин свершил свое дело в другом месте?
3
Водитель оказался молчаливым верзилой с маленькими, глубоко запрятанными глазками, обезьяньими ручищами и голым продолговатым черепом. Череп украшала вычурная татуировка в виде прикованного к скале человека, распахнувшего в диком вопле растерзанный рот. Что он исторгал: проклятия на головы врагов, призывы к спасению, или просто от души матерился так навсегда и останется тайной. Его личность, впрочем, тоже.
Приветствие Асмодэева, Мутант, как про себя назвал водителя Андрей, встретил почтительным поклоном. Протянутую графом руку – полным равнодушием. Инструкции старика, звучавшие на странном и непонятном языке, слушал молча, лишь чуть похрюкивая и повизгивая. На юношу даже не смотрел.
Наконец Асмодэев, удовлетворенный сделанным наказом, прокричал уже по-русски:
— В путь! Да свершиться задуманное!