«Все пропало, провалилась наша затейка», – проковыляла вялая мысль, а через секунду сознание графа ухнуло в темный колодец беспамятства.
5
«Холодно. До чего же нестерпимо холодно! Разве сейчас не лето, не дикая, безумная жара? И который сейчас час, сколько же времени я провалялся в беспамятстве?»
Жутко болела голова, подвывая, словно смертельно раненый зверь. Мысли трещали и скрипели, не желая принимать достойную для здравого размышления форму. Андрей попытался подняться, но тело затекло и не слушалось. В данный момент они объяснялись на непонятных друг другу языках. Удалось лишь кое-как усесться на задницу и вытянуть озябшие, задеревеневшие ноги.
«Что же кричал Асмодэев? Кого он так яростно материл? Неужели все пропало? Или все еще в силе?» - думал граф, ожесточенно массируя виски.
«Ни черта не в силе! Или сам не чувствуешь, отморозил умишко?!
Уже октябрь на носу, а скоро и зима прибудет!» – громко и отчетливо прозвучал в сознании возглас Внутреннего.
«Ты жив!» – радостно, но молча, заорал граф.
«А ты думал, отправился червяков кормить?! Не дождетесь! От меня не так то просто отделаться! И не по Асмодэеву такая задачка!» – проговорил Внутренний.
«Но Асмодэев рассказывал…» – начал было Андрей.
«Мало ли что так наплел этот лживый демонюга! А ты и поверил, ворона! Развесил ухи и жрал что давали! Он обманул тебя! Сколько было обещано времени на операцию? Четыре месяца? А не хотите четыре часа! А договор то заключен! Вот и выпутывайся теперь, если сможешь!
«То есть как четыре?» - пролепетал Андрей.
«Восстание уже началось! Да что там началось, скоро все закончиться! Старая империя рушиться, появляется новая! Понимаешь ты это, глупая графская душонка!» – неистово заорал Внутренний.
Он был в отчаяние и даже не пытался это скрывать. Андрея охватил первобытный, животный страх, перемешанный с чувствами брошенного и обманутого ребенка. Словно ему показали огромный, вкусный торт, расписали все его достоинства, даже дали понюхать, но тут же унесли другому малышу.
Одно было хорошо: наконец-то отступил холод и он, покачиваясь, смог подняться.
И вдруг тысячи, нет, миллионы воспоминаний и воспоминаньиц вспыхнули ярким, бушующим салютом, переполняя сознание. Вся его жизнь, все горести, обиды, унижения, все мысли, эмоции, ощущения и наблюдения в одночасье получили самостоятельную волю. Кто был автором этого безумного ретро-фильма: Асмодэев, Внутренний или сам Творец, Андрей не знал. Голову сдавило клещами и… отпустило, оставив самое важнейшее.
Первый, главенствующий план. Умирающая мама. Больная, бледная и исхудавшая, но все еще молодая, красивая и гордая. Она улыбалась, но глаза смотрели строго и осуждающе, словно желая сказать:
«Что же ты, сынок! Так просто отступишь, сдашь нашу Родину на милость голодранцев? Не прикончишь Ильича? Не отомстишь за всех нас?»
«Отомщу! Клянусь отомстить, мама!» – ответил граф торжественно.
Более не сомневаясь, он принял решение, сделал выбор и уже не отступит. Смерь лучше позора! Мертвые сраму не знают!
«Я же тебя предупреждал! Но ты не слушал, вот и вляпались в дерьмо! Нам конец, понимаешь, конец!» - ныл и причитал Внутренний.
«Хватит, перестань выть или заткнись навеки! А лучше скажи, где сейчас Ленин?»
«Откуда мне знать! – пролепетал Хранитель и добавил, – В Смольном. Руководит восстанием, чертяка!»
«Сколько сейчас время?» – поинтересовался граф.
«6.00 утра, 25 октября 1917 года» - промямлил Внутренний.
«Отправляемся, немедленно!» – резко скомандовал Андрей.
«Куда? Да нас, красные по дороге прикончат! Кровь льется, Андрюша, кровь! Смерть нынче правит бал и снимает обильную жатву! Ты хоть на одежду свою посмотри, ты ж офицер царский, контра зловредная!» – вновь заныл Внутренний.
Он сказал правду: полная форма офицера элитной воинской части, явного дворянина, сидела безукоризненно и четко. Только от холода плоховато спасала!
«Как же быть?» - подумал граф тоскливо, но тут зазвучал Внутренний:
«Притворимся сдающимися, сочувствующими революции. Скажем, что хотим в их ряды. Ты назовешь свою фамилию. Уверен, что нас пропустят в самое логово, лично к Владимиру Ильичу. А там уж посмотрим!»