Капля на экране догнала точку.
— Я поклялся уничтожить «пиявку», — сказал О'Доннел. — Мы никогда не будем в безопасности, пока она жива. — Он улыбнулся. — Не посмотреть ли нам на небо?
Генерал направился к дверям. Молча все последовали за ним.
— Нажмите кнопку, лейтенант! Оператор выполнил приказ. Все молча ждали. В небе повисла яркая звезда. Ее блеск рассеял ночь, она росла, потом стала медленно гаснуть.
— Что вы сделали? — выдохнул Майкхилл.
— В ракете были водородные бомбы, — торжествующе пояснил О'Доннел. — Ну как, есть там что-нибудь на экране, лейтенант?
— Ни пылинки, сэр.
— Господа, — сказал генерал, — я встретил врага и победил. Выпьем шампанского, господа, у нас есть повод!
Майкхилл неожиданно почувствовал приступ тошноты.
Она содрогнулась от страшного потока энергии. Нечего было и думать удержать такую дозу. Долю секунды ее клетки еще сопротивлялись, затем перенасытились и были разорваны.
Она была уничтожена, растерта в порошок, раздроблена на миллионы частиц, которые тут же дробились еще на миллионы других. На споры.
Миллиарды спор летели во все стороны. Миллиарды.
Они хотели есть.
Роберт Шекли
Право на смерть
Боль эта просто неописуемая, вам все равно не представить. Скажу лишь, что она была невыносимой даже под анестезией, а перенес я ее только потому, что выбирать мне не приходилось. Затем она стихла, я открыл глаза и взглянул на лица стоящих рядом браминов. Их было трое, в обычных белых хирургических халатах и марлевых масках. Сами они утверждают, что носят маски, предохраняя нас от инфекции, но каждый солдат знает правду, под масками они прячут лица. Не хотят, чтобы их опознали.
Иллюстрация LEO SUMMERS
Я был все еще по уши напичкан обезболивающими, поэтому в памяти мелькали лишь обрывки воспоминаний.
— Долго я пробыл покойником? — спросил я.
— Часов десять, — ответил один из браминов.
— Как я умер?
— Разве ты не помнишь? — удивился самый высокий из них.
— Еще нет.
— Тогда слушай, — сказал высокий. — Ты со своим взводом находился в траншее 2645Б-4. На рассвете вся ваша часть пошла в атаку, чтобы захватить следующую траншею. Номер 2645Б-5.
— А потом? — спросил я.
— Ты нарвался на несколько пулеметных пуль. Тех самых, нового типа — с шоковыми головками. Теперь вспомнил? Одна попала в грудь, три в ноги. Когда тебя отыскали санитары, ты уже был мертв.
— А траншею взяли?
— На этот раз нет.
— Ясно.
Анестезия слабела, память быстро возвращалась. Я вспомнил парней из своего взвода. Вспомнил нашу траншею. В старушке 2645Б-4 я просидел больше года, и обжили мы ее как дом родной. Противник пытался ее захватить, и наша утренняя атака на самом деле была контратакой. Вспомнил, как пулеметные пули рвали меня на куски и какое я при этом испытал восхитительное облегчение. И тут я вспомнил кое-что еще…
Я поднялся и сел.
— Эй, погодите-ка!
— В чем дело?
— Я думал, через восемь часов человека уже не оживить, это предел.
— С недавних пор мы стали искуснее, — ответил один из браминов. — Мы все время совершенствуемся, и теперь верхний предел — двенадцать часов, лишь бы мозг серьезно не повредило.
— Что ж, радуйтесь, — буркнул я. Теперь память вернулась ко мне полностью, и я понял, что произошло. — Только со мной у вас ошибочка вышла. И немалая.
— Что еще за претензии, солдат? — осведомился один из них Офицерские интонации ни с чем не спутаешь.
— Посмотрите на мой личный знак. Он посмотрел. Его лоб — единственное, что не закрывала маска, — нахмурился.
— Да, необычная ситуация, — протянул он.
— Необычная, — согласился я.
— Видишь ли, — пояснил он, — в траншее было полно мертвецов. Нам сказали, что все они новобранцы, по первому разу. А приказано было оживить всех.
— И что, нельзя было сперва взглянуть на личный знак?
— Мы устали — слишком много работы. Да и время поджимало. Мне действительно очень жаль, рядовой. Если бы я знал…
— В гробу я видал ваши извинения. Хочу видеть генерал-инспектора.
— Ты и в самом деле полагаешь…
— Да, — отрезал я. — Пусть я не окопный юрист, но я сыт по горло. И у меня есть право на встречу с Г. И.
Пока они шепотом совещались, я принялся разглядывать себя. Брамины здорово залатали мое тело. Но, конечно же, не так хорошо, как в первые годы войны. Заплаты на коже наложили довольно халтурно, да и внутри что-то зудело и свербило. К тому же правая рука оказалась на два дюйма длиннее левой — скверно срастили сустав. Но в целом поработали они неплохо.