Многие программные требования левых критиков «корпоративной глобализации» были сформулированы во время дискуссий в Праге в сентября 2000. Надо не только списать долги развивающихся и бывших «коммунистических» стран, но и выработать новые правила международного кредита, в частности запрещающие финансовым институтам выдвигать «кондиции» ограничивающие суверенитет (в том числе и в таком вопросе как право народа самому выбирать свою экономическую систему и хозяйственную политику); заменить МВФ и Мировой Банк системой региональных банков, построенных на демократической основе, подотчетных всем странам участникам в равной степени; поскольку на самом деле международные финансовые институты являются не частными, а общественными агентствами, необходимо разделить общественный интерес и частные прибыли - иными словами, ни цента, ни пенни, ни копейки общественных денег частному сектору.
Последний тезис нуждается в развитии. До сих пор крупный транснациональный капитал заставляет нас жить по законам рынка, сам же от негативных последствий рынка страхуется через международные финансовые институты. Надо изменить ситуацию с точностью до наоборот. Те, кто хотят рынка пусть сами живут по его законам. Общественные деньги (не важно - на национальном или транснациональном уровне) не должны идти никуда кроме непосредственно общественных, социализированных проектов. Необходимо создать сеть региональных и транснациональных агентств развития, которые осуществляли бы под демократическим контролем и в условиях полной открытости крупные проекты в интересах большинства. Аргументом приватизаторов в 90-е годы было то, что национальные банковские, транспортные, телефонные и т.п. компании слишком малы для глобального рынка. Правда, после приватизации большинство из этих компаний крупнее не стали. Но аргумент в принципе верен. Для того, чтобы общественный сектор работал в новых условиях он должен быть интегрирован транснационально.
Совершенно ясно, что такая программа, как и любая альтернативная реформистская программа, выработанная без учета интересов господствующей олигархии, реализована не будет. А если что-то будет осуществлено на практике, то это будет либо нечто куда более умеренное, либо наоборот, нечто еще более радикальное (в случае полного поражения господствующих элит).
И все же реформа международных институтов назрела не только с точки зрения левых, но и с точки зрения самого глобального правящего класса. С одной стороны, массовые протесты заставляют относиться к оппозиции всерьез - элиты понимают , что одними репрессиями проблему не решить, нужны реальные уступки «умеренным», раскалывающие движение. С другой стороны, глобальная финансовая система находится сейчас в столь плачевном состоянии, что реформы настоятельно требуют не только левые, но и такие представители капиталистической олигархии как Джордж Сорос. Биржевые кризисы в равной степени ударяют по Турции, России и США, а потому коллективный интерес финансовых паразитов требует принятия каких-то мер, иначе скоро паразитировать будет не на чем.
Реформа будет проведена всерьез, другой вопрос насколько она будет успешна. И в любом случае эта будет не та реформа, которую бы хотели критики системы. Реформы будут сугубо охранительные. Другое дело, чем все это кончится. Зачастую, очень умеренные перемены, тактические уступки «диссидентам» заканчиваются лавинообразными неконтролируемыми процессами, уничтожающими собственных инициаторов. Строго говоря, так начиналось большинство революций.
Вполне возможно, что международные финансовые институты в принципе нереформируемы и попытка их преобразовать приведет систему к краху, как перестройка привела к развалу СССР. Однако это выяснится позднее, а пока финансовая олигархия пытается восстановить управляемость в системе и вновь овладеть инициативой.
Проблема в том, что насквозь коррумпированная российская элита к проведению «анти-рыночных» реформ не будет способна, даже если от нее этого будет требовать Запад. Во-первых, она в принципе не способна к эффективному управлению, у нее нет соответствующих структур и она в этом не заинтересована. А с другой стороны, российский капитализм олигархичен по своей структуре. В сегодняшней России нет национальнoй буржуазии, а потому нет и государственности, выражающей буржуазное понимание национального интереса. Бюрократ-буржуазия пост-советского образца должна быть устранена «как класс» для того, чтобы стало возможно какое-либо осмысленное изменение структур.
Даже если все олигархи эмигрируют или будут посажены в Бутырку, ничего не изменится, поскольку структурная реформа немыслима без разрушения действующего режима собственности. Иными словами, без экспроприации. Причем экспроприация сама по себе тоже ничего не даст, она может быть лишь предпосылкой качественного изменения социального, экономического и нравственного порядка в обществе.
Парадоксальность ситуации состоит в том, что если Россия в ближайшие 10 лет радикально не изменится, она будет вызвать постоянную критику западных финансовых и политических центров, а если она и в самом деле изменится, то результаты этих перемен вызовут на Западе самую настоящую истерику. Опять же никакого «одностороннего варианта» для России здесь нет. Выгодные для себя внутренние преобразования наша страна успешно не сможет произвести в одиночку. Но она может своими революционными потрясениями спровоцировать более глубокий кризис миросистемы и подтолкнуть процессы перемен в других странах.
Русская революция 1917 года привела к массе изменений на Западе. Начиная от введения всеобщего избирательного права в «отсталых» (для того времени) странах - например в Швеции, заканчивая введением «социальной рыночной экономики», Welfare state в Западной Европе и, до известной степени, даже в Соединенных Штатах. Можно сказать, что возможная задача России состоит в том, чтобы опять своими «великими потрясениями» подтолкнуть мировое развитие. Более того, это наш единственный шанс.
Перефразируя Столыпина, можно сказать: нам не нужен кровожадный бред о «великой России», нам нужны великие потрясения.
ГИМН И ПОУП
Сентиментальное путешествие в поисках империи
Поезд переезжал финскую границу. У соседа по купе неожиданно заиграл мобильник. Телефон исполнял «Интернационал». Меня это вполне устраивало, но все же странно: мой попутчик был менеджером крупной компании. «Раньше он у меня гимн Советского Союза играл, - объяснил сосед. - А теперь, как гимн вернули, официально приняли, я, ясное дело, его тут же стер».
Мы зря жалуемся. Власть думает о нас. Кремль думает. Старая площадь думает. Белый дом ночами не спит. Они понимают, что нам - большинству граждан - плохо, а потому стараются облегчить жизнь всеми возможными способами. Например, разными увлекательными зрелищами.
Поздней осенью и зимой зрелищ было два. Одно называлось «гимн Александрова», другое - «дело Поупа». Вечерами нам можно было усесться у телевизора и посмотреть очередную серию мыльной оперы о возрождении государственных традиций или о разоблачении и наказании шпиона. Исполнитель главной роли - американский пенсионер-разведчик Эдмунд Поуп - по окончании спектакля с почетом был отправлен на родину, а его сообщники, исполнявшие почему-то роли свидетелей, тоже благополучно разошлись по домам. Комедия окончена.
Вообще дело Поупа поучительно во многих отношениях. То, чем занимался американец в России, действительно в любой стране мира квалифицируется как шпионаж, точнее - промышленный шпионаж. С этим повсюду борются. Причем в первую очередь должны защищаться сами компании, технологии которых пытаются украсть. Поуп явно не собирался легальным образом закупать технологии, это обошлось бы на несколько порядков дороже, он пытался раздобыть информацию под видом «технических докладов», что называется, через черный ход. Секретная информация или нет, на самом деле не суть важно. В любом случае воровать нехорошо.
Но вот поведение российских спецслужб вызывает недоумение. Когда начался суд, телевидение беспрестанно крутило один и тот же ролик, снятый скрытой камерой, повторяя, что материал суперсекретный, с трудом добытый именно журналистами данной программы, - и так на всех шести каналах по нескольку раз в день.