«Внутренняя собственность духа» есть, по Гегелю, «владение телом и духом, достигаемое образованием, учебой, привыканием и т. д.». Этому углублению в свое противостоит отчуждение. Российский опыт социалистического семидесятилетия подчинялся марксовой программе снятия отчуждения через обобществление собственности. Отметание этого семидесятилетия как ошибки ведет только к худшей ошибке. Теперешние активисты не дальновиднее активистов начала века.
Оптимизм Маркса питается мыслью Гегеля о том, что свободная разумная воля возвращает вещи их собственной самости. Права свободной воли велики. Она, так сказать, лучше вещей знает, в чем их назначение. Уже корова, по Гегелю, поедая траву на лугу, доказывает, что назначение травы не в том, чтобы оставаться, как есть. Всё во власти разумной воли. Ошибка, однако, думать, что моей потенциальной собственностью является всё, что вне моего тела. И мое тело становится моим только через волю; не освоенное ею, оно останется мне самому чужим. Человек не тело. Свобода исключает уравнивание собственности как в сторону лишения ее, так и в сторону обязательного наделения ею. Навязывание юридической собственности тому, кто от нее отказывается, направив волю и разум на весь мир, означает ее стеснение. Навязывание «приватизационных чеков» каждому жителю страны в этом свете представляет такое вмешательство в интимное право, какого не допускал даже Маркс. Правда, социалистическое обобществление в России было откатом даже от марксистской теории и тоже навязывало всем такие виды собственности, как гарантированное обязательное рабочее место. Лагерь, жестоко обязывая иметь собственность (кружку, ватник, работоспособное тело) по существу под угрозой смерти, стеснял этой обязательной собственностью едва ли меньше, чем лишением ее гражданских форм.
Обоснование собственности — в возвращении вещи ее собственному (своему) существу. Растрачивание вещи плохо не само по себе, а потому что оно, возможно, мешает ее осуществлению. Приведение вещи к полноте ее осуществления дает право владеть ею. Поле есть поле постольку, поскольку оно дает урожай. Кто правильно обращается с полем, тот его полный собственник, и пустая абстракция — признавать еще какую–то другую собственность на этот предмет сам по себе. Если вся полнота применения моя, то и вещь полностью проникнута моей волей, и после этого пуста заявка, что в каком–то другом смысле, скажем по юридическим документам, вещь принадлежит другому. Собственность, всегда и полностью отделенная от пользования, была бы не только бесполезна, но уже и не была бы собственностью.
Широко понимая допущение старого юстиниановского имущественного права, что практическое пользование может превращаться в юридическое владение, Гегель решительно вводит свободу собственности, Freiheit des Eigentums, как норму для будущего. Когда Маркс объявил, что «орудия производства», включая землю, принадлежат тем, кто ими пользуется, завод — рабочему, поле — крестьянину, это было попыткой исполнения гегелевского пророчества из № 62 «Философии права»: «Около полутора тысяч лет назад благодаря христианству начала утверждаться свобода лица и сделалась, хотя и у незначительной части человеческого рода, всеобщим принципом. Что же касается свободы собственности, то она, можно сказать, лишь со вчерашнего дня получила кое–какое признание в качестве принципа. Это может служить примером из всемирной истории, который свидетельствует о том, какой длительный срок нужен духу, чтобы продвинуться в своем самосознании, и который может быть противопоставлен нетерпению мнения». Юридический владелец без о–своения владения «пустой господин», leerer Herr, а настоящий собственник по праву свободы собственности тот, кто делает из нее верное употребление.
У Маркса принцип свободы собственности затемнен и спутан введением общественной собственности, т. е. нового правового и властного механизма. Не отягощенный техникой внедрения в жизнь, гегелевский принцип готов ждать, когда настроение людей проникнется привычкой видеть собственника только в том, кто помогает вещи вернуться к себе самой. Ошибка марксистов России в том, что они не осмелились настаивать на тщательном прочтении социалистическим правительством и народом даже самого Маркса, не говоря уже о его источнике Гегеле. Из–за несостоятельности однобокого марксизма страна метнулась в обратную сторону от направления, предсказанного Гегелем и осуществляющегося в социально–рыночном хозяйстве. Гегель в своем предсказании советует, однако, набраться терпения и пройти мимо шатания мнений. Можно быть уверенным в том, что «перед лицом свободы ничто не имеет значения… в мире нет ничего выше права, основа его — пребывание божественного у самого себя, свобода; всё, что есть, есть… самосознание духа у себя» [52].