И над равниной дымно-белойМерцая шлемом золотым,Найдешь мой труп окоченелыйИ снова склонишься над ним:
«Люблю! Ты слышишь, милый, милый?Открой глаза, ответь мне – да.За то, что я тебя убила,Твоей я стану навсегда».
Еще не умер звук рыданий,Еще шуршит твой белый шелк,А уж ко мне ползет в туманеНетерпеливо-жадный волк.
Портрет мужчины
Картина в Лувре работы неизвестного
Его глаза – подземные озера,Покинутые царские чертоги.Отмечен знаком высшего позора,Он никогда не говорит о Боге.
Его уста – пурпуровая ранаОт лезвия, пропитанного ядом.Печальные, сомкнувшиеся рано,Они зовут к непознанным усладам.
И руки – бледный мрамор полнолуний,В них ужасы неснятого проклятья,Они ласкали девушек-колдунийИ ведали кровавые распятья.
Ему в веках достался странный жребий —Служить мечтой убийцы и поэта,Быть может, как родился он – на небеКровавая растаяла комета.
В его душе столетние обиды,В его душе печали без названья.На все сады Мадонны и КипридыНе променяет он воспоминанья.
Он злобен, но не злобой святотатца,И нежен цвет его атласной кожи.Он может улыбаться и смеяться,Но плакать… плакать больше он не может.
Лесной пожар
Ветер гонит тучу дыма,Словно грузного коня.Вслед за ним неумолимоВстало зарево огня.
Только в редкие просветыТемно-бурых тополейВидно розовые светыОбезумевших полей.
Ярко вспыхивает маис,С острым запахом смолы,И, шипя и разгораясь,В пламя падают стволы.
Резкий грохот, тяжкий топот,Вой, мычанье, визг и рев,И зловеще-тихий ропотЗакипающих ручьев.
Вон несется слон-пустынник,Лев стремительно бежит,Обезьяна держит финикИ пронзительно визжит.
С вепрем стиснутый бок-о-бок,Легкий волк, душа ловитв,Зубы белы, взор не робок —Только время не для битв.
А за ними в дымных пущахЛьется новая волнаОпаленных и ревущих…Как назвать их имена?
Словно там, под сводом ада,Дьявол щелкает бичом,Чтобы грешников громадаВышла бешеным смерчом.
Все страшней в ночи бессонной,Все быстрее дикий бег,И, огнями ослепленный,Черной кровью обагренный,Первым гибнет человек.
Царица
Твой лоб в кудрях отлива бронзы,Как сталь, глаза твои остры,Тебе задумчивые бонзыВ Тибете ставили костры.
Когда Тимур в унылой злобеНароды бросил к их мете,Тебя несли в пустынях ГобиНа боевом его щите.
И ты вступила в крепость Агры,Светла, как древняя Лилит,Твои веселые онагрыЗвенели золотом копыт.
Был вечер тих. Земля молчала,Едва вздыхали цветники,Да от зеленого канала,Взлетая, реяли жуки.
И я следил в тени колонныЧерты алмазного лицаИ ждал, коленопреклоненный,В одежде розовой жреца.
Узорный лук в дугу был согнут,И, вольность древнюю любя,Я знал, что мускулы не дрогнутИ острие найдет тебя.
Тогда бы вспыхнуло былое:Князей торжественный приход,И пляски в зарослях алоэ,И дни веселые охот.
Но рот твой, вырезанный строго,Таил такую смену мук,Что я в тебе увидел богаИ робко выронил свой лук.
Толпа рабов ко мне метнулась,Теснясь, волнуясь и крича,И ты лениво улыбнуласьСтальной секире палача.
Товарищ
Что-то подходит близко, верно,Холод томящий в грудь проник.Каждою ночью в тьме безмернойЯ вижу милый, странный лик.
Старый товарищ, древний ловчий,Снова встаешь ты с ночного дна,Тигра смелее, барса ловчее,Сильнее грузного слона.
Помню, все помню; как забудуРыжие кудри, крепость рук,Меч твой, вносивший гибель всюду,Из рога турьего твой лук?
Помню и волка; с нами в миреВместе бродил он, вместе спал,Вечером я играл на лире,А он тихонько подвывал.
Что же случилось? Чьею властьюВытоптан был наш дикий сад?Раненый коршун, темной страстьюТоварищ дивный был объят.
Спутано помню – кровь повсюду,Душу гнетущий мертвый страх,Ночь, и героев павших груду,И труп товарища в волнах.
Что же теперь, сквозь ряд столетий,Выступил ты из смертных чащ, —В смуглых ладонях лук и сети,И на плечах багряный плащ?
Сладостной верю я надежде,Лгать не умеют сердцу сны,Скоро пройду с тобой, как прежде,В полях неведомой страны.
В библиотеке
М. Кузмину
О, пожелтевшие листыВ стенах вечерних библиотек,Когда раздумья так чисты,А пыль пьянее, чем наркотик!