***
Я возьму тебя в руки тепло, как забытую в книгах тетрадь.
Ученически тонкую, в рыжей бумиажной обложке.
Ты взбегала по лестницам, трогала стекла ладошкой:
– Мне хотелось бы это, и это, и это хотелось бы взять...
Ты умела так искренне, так замечательно врать,
А потом улыбаться и прятаться в «кто-его-знает».
А кровать была узкая, жесткая, в общем, дрянная.
Ты похожа, мой зайчик, похожа на эту кровать.
Почему же никто из нас, ну совершенно никто не хотел воевать?
Только фыркать да ежиться: «Жить-то все хуже и хуже!»
Мы стреляли глазами. А где-то стреляли из ружей:
– Экий славный кабанчик! Фу, Хват! Не мешай свежевать!
Доохотились, милые, нынче хоть всю королевскую рать
Приведи – Город пуст.
Прислонись к проржавевшим воротам
И постой: посмотри, как выходят из марева маршевым – роты...
Он уже не проснется. Разбился. Скорлупок – и то не собрать.
У одних геморрой. У других не хватает ребра. Или печени.
Тучности нильского ила не хватает нам всем.
Но малина растет на могилах. И какая малина! Нам хватит на все вечера!
Он разбился во сне. А ко сне веселей умирать!
В наш придуманный мир, в наше вечноиюльское утро,
Хронос-пес, он пробрался, подполз и лизнул мои черные кудри,
И осыпал их сереньким пеплом чужого костра.
Подними же лицо свое: веришь – как будто вчера
Мы расстались.
Из сборника «Шелковый путь»
Земля звонка, как тыквеннное дно.
Дорога спит. Сухой и жаркий колос,
Вибрирующий, вздыбившийся волос,
Янтарной плотью впитывает зной.
Нагретый камень пахнет белизной,
Не свойственной безногим истуканам.
На скошенную лысину кургана
Садится копчик.
Мутный, слюдяной
Слой воздуха томится над дорогой,
Как варево. Отсюда до Европы
Тридевять верст. Здесь красное вино
Из жил владык оплескивало глину
Щедрей дождя. Здесь, в небо запрокинув
Снопы бород, окрашенные хной,
Молились разноговорно и длинно,
Прижавшись трещинами губ к резной
Поверхности бессчетных талисманов.
А зной пронзал и танские румяна,
И дымку пота над худой спиной
Ползущего разбойника.
Весной
Здесь рай. Разводья неба и тюльпаны.
И ветер.
Ворс земного океана
Рождает волны, как давным давно
Его живой предшественник. Здесь дно.
Дорога спит. Молочное пятно
Окатанного камня – царским креслом,
И – лежбищем отшельника. Здесь место
Где цепь верблюдов с нежным полотном,
Раскачивая чашки колокольцев,
Плыла над пыльной кучкой богомольцев,
Обернутых в лиловое сукно.
Земля звонка, как тыквенное дно.
Дорога спит.
***
Красный дракон расправляет крылья,
Льется в огонь молоко кобылье,
Смешанное с рудой.
Ветер щеку обметает зноем
Воздух накатывается воем...
Маленький и худой
Странник идет по спине хайвэя.
Посох скребет: тук-ки-шир-р-р. Левее
Воздух. Пока ничей.
Брюхо, нависшее над столбами...
...Выгнулся, выдул на пробу пламя.
Вытянул девять шей,
Зарокотал, полыхнул глазами -
Лязгнул шипастый хвост,
Перешибая бетонный стебель...
...Полдень. Июль в раскаленном небе.
Странник ступил на мост
И оглянулся на солнце: «Поздно.»
...Жесткие крылья поймали воздух,
Грохнули, брызнул яд
И зашипел на стальных опорах...
Странник застыл, наклонившись...
Город. Дымный машинный ряд.
Твердь, дребезжащая под ногами.
Пыль впереди, а вверху, кругами
Резкий протяжный свист,
Тонущий в автомобильном рое...
– Вот оно, маленькое, живое,
Падающее вниз...