Вальхар выпрямился. Впервые за сорок лет. Он вышел из бара и поднял меч вверх. Лезвие сверкнуло сильным красным отблеском.
- Ингарет Ассатур! - крикнул он. И во всех домах, доках, шахтах, барах выпрямились тысячи уборщиков, мусорщиков, камердинеров, шахтеров, докеров и барменов, выпрямились и застыли в напряжении и ненависти, смешанные с удивленными, безоружными, захваченными врасплох людьми.
На противоположной стороне улицы какой-то вахнорец, на коленях собиравший разбросанный на земле лом в тележку, вдруг замер в напряжении, а затем выхватил из кучи выщербленный огромный охотничий нож и посмотрел в сторону квартала, выстроенного для людей. Его ладонь мягко взяла рукоятку и сжала ее уверенно, без малейшей дрожи. Солнце уже зашло. Над Виргенгаардом опускался теплый летний вечер.
Лешек Красковски. Ты избран…
–––––––––––––––––––––––-
Журнал “Фантакрим-MEGA”
Пер. с польск. - А.Бушков
OCR & spellcheck by HarryFan, 26 July 2000
–––––––––––––––––––––––-
Все началось в тот роковой день, когда я получил открытку, на которой кто-то нацарапал два всего слова: “Ты избран”. С этого мига я страшно полюбил ходить спиной вперед. Конечно, сначала я не связал новую привычку со странной открыткой - озарение пришло позже. Я ходил спиной вперед, и точка. Прохожие приглядывались ко мне, я не обращал на это внимания, как и на ехидные шпильки коллег по работе. А потом и вовсе перестал ходить туда - когда таинственным образом исчезло здание, где я работал. Сначала меня удивило, что решились разобрать недавно построенный дом, но позже я перестал удивляться чему бы то ни было. Люди на улицах смотрели на меня все внимательнее, хотя я и старался на них походить. Сами они выглядели довольно странно - ходили в старомодной одежде, ездили на машинах старых марок, а мой плейер с наушниками стал вызывать у них повышенное любопытство. Оккупацию и бомбардировки я с грехом пополам пережил. Было еще несколько заварушек, из которых мне больше всего понравилось разоружение захватчиков. Газеты перестали писать о безъядерных зонах, зато твердили о необходимости умереть за Отечество и Его Императорское Величество. Гм… Добившись аудиенции, я убедился, что оно не отличает дискеты от интерфейса. Продав свои кварцевые часы за двести рублей золотом, я получил средства к существованию, но времена становились все более неспокойными. После двух восстаний я решил, что довольно с меня Европы, и перебрался на юг, при этом едва не поплатившись жизнью - какие-то типы в черном хотели спалить меня на костре. События развивались молниеносно, и я старался к ним приспособиться. Помню, что пытался отговорить Атиллу от намерения сжечь Рим - но безрезультатно. Впоследствии я так и не убедил Юлия Цезаря, чтобы он сидел дома во время мартовских ид. Еще позже долго слушал излияния какого-то зануды, жаждавшего разрушить Карфаген. Я напомнил ему о Хиросиме как печальном примере подобных выходок, но Хиросима его нисколечко не трогала. Пунктик у него был такой - жечь и драть глотку. Чтобы направить его манию разрушения на какую-нибудь полезную цель, я даже предложил ему поджечь стадион известного спортклуба. Позднее случились веселые забавы с сабинянками.
Но сейчас я абсолютно спокоен и вновь хожу лицом вперед. У меня новое пристрастие - подкармливаю динозавров. На хвосте одного из этих ласковых созданий я обнаружил открытку с надписью: “Стереги, чтобы не вымерли!”
Ну что ж, все-таки я был избран…
Ли Киллоу. “Веритэ”-драма
–––––––––––––––––––––––-
Lee Killoy (1988). Пер. - Ю.Зубцов
Журнал “Фантакрим-MEGA”
OCR & spellcheck by HarryFan, 26 July 2000
–––––––––––––––––––––––-
В серые, пасмурные дни, когда небо застлано тяжелыми, набрякшими скорым дождем, облаками, а порывы ледяного ветра пронизывают до костей, я часто думаю о Брайане Элизаре. Мне почему-то видится, что мы стоим в песчаном саду - в настоящем, где я не бывала никогда, - окруженные причудливыми изломами неземных скал, а между ними до самого горизонта тянутся бесконечные дюны разноцветного песка. И у нас под ногами тоже песок - ослепительно белый и мелкий, как сахарная пудра. Но под ним - слой другого, ярко-алого песка. И цепочка следов между нами: глубоких и оттого алых, словно каждый отпечаток заполнен кровью…
Гейтсайд еще только приходил в себя после холодной зимы, когда я приехала в театр Блу Орион, чтобы участвовать в постановке новой пьесы Захарии Виганда. Низкие облака лениво сползали на город с горы Дайана Маунтин, где, невидимый за их плотной завесой, лежал знаменитый космопорт. Ветер поднимал и разбрасывал по улицам остатки не стаявшего еще снега. Мое пальто из какого-то новомодного морозочувствительного меха распушилось и жалось ко мне перепуганным котенком - не столько, кажется, согревая меня, сколько стремясь согреться само. В общем, тех считанных секунд, пока я расплачивалась с таксистом и переходила потом через улицу, мне вполне хватило, чтобы с тоской вспомнить о сценарии фильма, который я отвергла ради работы здесь. Сценарий-то не бог весть какой, но съемки планировались в Южной Италии!..