В себя пришла только от окрика:
– Ты что делаешь?
Не мне окрика. Но я очнулась от шока, чтобы заметить окровавленное лезвие у моего лица. Крупная дрожь начала бить все тело, по которому обильно выступил и стекал холодный пот.
Меня сейчас зарежут!
К действительности меня привели голоса, которые на повышенных тонах о чем-то спорили. Лежу на боку, шея болит, в глазах темнота. Что со мной было-то? Что это за голоса? И почему в глазах темно? А, нет, что-то вижу.
Попыталась найти взглядом спорщиков. Вот они. Два мужика. А почему один из них голый? О чем так шумно спорят, что меня разбудили? Прислушиваясь.
… Дебил ты и есть. Ты что сделал-то? – это одетый кричит, он постарше будет.
– Что ты сказал, то и сделал! – огрызался голый.
– Так нахуя здесь ее кончил-то? Не мог подождать до дома? Вот эта, – ткнул в меня пальцем, – сама может дойти. А ее, – опять пальцем, уже не в меня, а куда-то по ту сторону от пламени, что неподалеку от меня горит, – потащишь сам, раз не можешь своей башкой наперед думать.
– Бляяя, действительно не подумал, – уже тише и даже с ноткой раскаяния в голосе ответил молодой, и сразу:
– Может, поможешь тащить, а?
– Да иди ты нахер, – снова шумно возмутился пожилой, – если я бы не успел тебя остановить, то ты бы и вторую тут бы и прирезал. Не ожидал от тебя такой прыти.
Кого прирезал? Типа меня. И тут я увидел в руке голого мужика знакомый клинок, и мне череп прострелили воспоминания о событиях, предшествующих обмороку.
Убийцы. Меня хотели убить. А девушку убили. Перерезали горло. Вот тем ножом. Предательская дрожь снова овладела моим телом, а неосторожное дергание ногой привлекло ко мне внимание этих убийц.
Когда они оба посмотрела на меня, я описалась от страха. Но это меня не волновало никак. Они до сих пор хотят меня убить. Зарезать.
Младший подошёл ко мне и, не обращая внимания на мои попытки отползти куда-нибудь, схватил за волосы и рывком поставил на ноги. Которые меня просто не держали. Я так и повисла на волосах, зажатых в его кулаке, не имея сил отвести взгляд от ножа в другой руке. Встряхнув пар раз и таки заставив мои ноги не подгибаться, он, глядя мне прямо в глаза, обратился к своему отцу:
– Думаю, эта потащит трупешник запросто, а если не захочет, то будем тащить два, – и засмеялся, отчего ноги снова не выдержали, и я стукнулась задницей о пол. Даже не заметила, когда он отпустил мои волосы.
– Стоять! – рык из его глотки во время моего повторного вытаскивания на ноги напугал меня сильнее даже, чем удар под дых кулаком. Сам удар выбил из меня весь воздух и, если бы не рука, держащая волосы, сложил бы пополам. Только несколько пощёчин и шлепков по сиськам привели меня в чувство, заставив стоять на ногах, а не падать вперед головой.
Убедившись, что я стою и не падаю, этот, взяв тело Олы за ногу и руку, закинул его мне через плечо. Как я устояла на ногах, не представляю. Может, уже более-менее отошла от шока, а может, что правильней, острие ножа, которое ткнулось мне под левую грудь, убедило меня не падать.
И только, когда убийца девушки начал одеваться и собирать вещи Олы в сумку, ко мне пришло осознание.
Вот у меня на плече, прижимаясь к моей щеке еще теплой попой, лежит тело моей спасительница от рабства, а по моей заднице течет теплом кровь из ее перерезанной шеи. И тяжесть от нее просто придавила меня к земле, а то, что она мертвая, сделало ее тяжелее вдвойне. И даже веревка, накинутая мне на шею, как поводок, не смола выбить меня из шока от калейдоскопа ощущений.
Только рывок за шею, который чуть не уронил меня на землю вместе со страшной ношей, заставил на автомате сделать шаг, балансируя, стараясь сохранить равновесие. Только уже пройдя с десяток метров, потоком хлынули слёзы.
Моя Ола. Я знала тебя всего ничего, но, наверное, запомню на всю оставшуюся жизнь. Какой бы короткой она ни была.
Не понимаю, как, идя по этим местами полностью темным переходам пещеры, я не падала со своей ношей, которую не могла придержать, и которая сильно шаталась из стороны в сторону, постоянно меняя баланс. Но за весь путь только беспорядочные дергания повода выводили меня из равновесия. Даже смогла немножко подумать, что не принесло никакого улучшения состояния. Меня вели на убой!
И когда мы вышли в большую, освещенную непонятно как пещеру, мысль об убое не поменялась, а только укрепилась.
Сбросив с меня ужасную ношу на небольшой пятачок возле костра, горевший по центру пещеры, меня отвели в сторонку и просто привязали к каменному столбику высотой мне по пупок. Как обычное животное. Мясное. Ибо осмотревшись, увидела то, что скрылось от беглого взгляда на входе.