Кстати, только сейчас поняла, что моя Госпожа Мелиса одна. И что она ранена. Бок мантии весь в крови. Она же могла погибнуть. Из-за меня.
Чувство, которое я испытала после этого осознания, было для меня новым и очень неприятным. Презрение к самой себе, той, из-за действий которой Госпожа Мелиса пострадала и могла умереть. Я поняла, что никакое наказание не будет соразмерно с этим проступком и, поскольку наказать себя я не могла и даже не имела такого права, то остается ждать и принимать все, что захочет назначить Госпожа.
Возвращение в город было тяжелым. Все-таки копыта девушки-лошадки непригодны для крутых склонов. И даже груз в виде ребенка из клетки, закутанного в шкуры и привязанного мне на спину, не добавлял устойчивости. Она только тихо повизгивала, когда я не могла удержаться на ногах. Но главное, что каждое моё падение вызывало неудовольствие Госпожи. Никакого наказания не следовало, что расстраивало меня все больше и больше. И я могла только, снова и снова проклиная свою неуклюжесть, опять подниматься на ноги и продолжать путь.
С нами шла только одна из пленниц людоедов, та, что с целыми ногами. Остальные были нетранспортабельные. Так что, оставив самую вменяемую присматривать за остальными, мы двинулись в путь. Подгоревшие трупы людоедов Госпожа с помощью моей тягловой силы (веревку обернуть вокруг трупа и привязать мне к хомуту) оттащила и сбросила в дырку в полу под стенкой, которая, судя по вони из нее, служила помойкой и отхожим местом.
Вот и город. Хорошо, а то наша ходячая спутница изнемогла так, что Госпожа просто тащила ее последнюю треть пути или около того. Вот и сам город, ну, стена города и главные ворота, и конюшня около моста к ним. Безопасная конюшня с безопасным стойлом для меня, где кормят и поют, а не пытаются разделать на мясо. А утренние процедуры? Так не смертельно же. Переживём. Будут мне хоть каким-то наказанием за мой поступок.
Уже возле самых конюшен нас заметили и поинтересовались, что это за процессия пришла. Освободив меня от ноши, что, кстати, под конец не сильно и замечалось мною, Госпожа принялась рассказывать сначала одному стражнику, что стоял недалеко от конюшен, а потом, когда он убежал в город и вернулся с начальством и полудюжиной своих коллег, еще раз. Тут Госпожа уже говорила громче, и я расслышала полную версию ее приключений.
И снова я плачу. Госпожа не знала, что я сбежала от нее. Она думала, что меня выкрали без моего согласия. Госпожа не накажет меня. Что же мне делать? Как же дальше жить с этим? Наказание уменьшило бы части вины за мой проступок. А теперь его не будет. Даже когда Госпожа поставила меня в стойло, я не считала это наказанием, и даже боль в горле от трубки была привычной и не страшной.
Реву.
Всю ночь я проплакала, даже спать не хотелось. Утреннее подмывание принесло боль. Такую ужасную, но такую желанную. Нет, я не стала мазохистской, нет. Тело трясло от ужаса перед ней, еще только когда пришел работник конюшни, вернее работница. А сама чистка меня изнутри, как и раньше, вырубила меня в беспамятство. Но я хотела, чтобы мне было больно. Чтобы эта боль избавила меня от вины за раны Госпожи. И это не помогло. Когда боль прошла, ничего не поменялось. Госпожа должна лично выбить из меня дурь.
Слёзы от боли и больше от несправедливости. Я такая нехорошая рабыня, а Она такая хорошая Госпожа.
Так я мучилась весь день и еще одну ночь. Госпожа так и не пришла. Под конец второй ночи этой пытки совестью мой больной мозг решил, что Госпожа Мелиса бросила меня здесь. Но почти сразу после утренних процедур Она пришла за мной. И даже рассказала, где была, своей недостойной этого рабыне. Она была проводником для отряда стражи в ту злополучную пещеру и не смогла зайти ко мне. Снова я расплакалась. И, о ужас, Госпожа начала меня утешать, вызвав еще больший приступ раскаяния и слез.
Вывела за повод меня наружу, оставив привязанной у коновязи. Правильно, ибо нехер сбегать. Но ее слова о том, что так положено, а Она-то знает, что я не сбегу, ввели меня в новый виток самоедства и самобичевания.
Я уж была согласна на повторение моего адского пути в этот город, но Госпожа принесла два наплечных мишка, нацепила один мне, и просто повела меня в Винтерхольд.
Путь занял три дня и две ночи. Всю дорогу я страдала от того, что Хозяйка относилась ко мне, как к человеку, ибо я была недостойной рабыней Моей Госпожи. Я просто шла за Ней без поводка, потому что его просто не было. И Она даже во время ночных привалов позволяла лечь около нее и согревала меня теплом своего тела. А я ночью только беззвучно плакала.