Длинноволосый слегка изумился от подобного заявления. На лице его не было ни единой эмоции, а в голове… Да и там была полнейшая тишина.
Если говорить честно, то этому ребёнку было абсолютно всё равно на этих мальчишек. Он согласился-то на это игру только из-за того, что ему было интересно, на что способны нормальные дети. Результат же его безумно разочаровал, потому продолжать он тоже был не намерен.
— Пойдёмте отсюда, — предложил главный всей компании, после чего все направились прочь с детской площадки. — Найдём нормального, у которого есть причуда.
Длинноволосый молчаливо наблюдал, как вся компания скрылась за небольшим зданием, после чего, вздохнув, приблизился к рядом стоящей скамейке и сел на неё, пытаясь обдумать всё произошедшее.
«Даже драться нормально не умеют. Причуды используют просто ужасно. Неужели все нормальные дети такие? Они никогда не тренировались? Их не наказывают за проступки? Их тупость поощряют? Я… ничего не понимаю», — рассуждал в своей голове мальчик, опустив взгляд вниз.
Самое забавное было то, что эти ребята сами предложили ему сыграть. Их было аж пятеро, и все они, разумеется, захотели выбрать роль героев, отдав противоположную роль ему. Длинноволосый не был глупым и понимал, что те лишь хотели насытить своё самолюбие с его помощью, а его слова о том, что он не имеет причуды, лишь сильнее подогрели их желания сыграть с ним.
Ребёнок поднял взгляд, посмотрел на яркое солнце, голубое небо, прислушался к пению птиц и закрыл глаза. Сейчас ему уже ничего не хотелось. Не было никакого интереса гулять дальше, поскольку он понимал, что ничего его уже не сможет удивить. Да и друзей у него не было, с кем он мог бы хорошо провести время. Точнее , уже не было.
«Интересно, а как нормальные дети заводят друзей? Их не тренируют, у них у всех есть свои дома и семьи. Как же они знакомятся друг с другом? Просто подходят на улице и предлагают подружиться? Я попробовал так, но ничего не получилось, да и не хочется, чтобы такие дети были моими друзьями. Даже Ичиро намного лучше, чем они. Точнее… был».
Мальчик вновь почувствовал грусть. Воспоминания о былых днях ни на секунду не покидали его голову. Перед глазами до сих пор всплывали картины того дня, той трагедии, после которой жизнь ребёнка кардинально изменилась. Он чувствовал кровь на своих руках, ему было противно от этого ощущения, было противно от самого себя, но ничего с этим поделать не мог. Ему нужно было просто идти дальше, пытаясь найти новый смысл в жизни, и длинноволосый это отчётливо понимал, но принять никак не мог.
Он всё ещё оставался рабом того места — его неотъемлемой частью, как и его друзья, что уже никогда не смогут насладиться полноценной свободой. И всё это было лишь по его вине.
«Наверное, надо идти домой. Посмотрю несколько фильмов, мультиков и передач. Быть может, стоит поиграть в приставку, чтобы хоть немного лучше стало. Мне… вновь нужно забыться, а то вновь истерика начнётся. Не хочу снова плакать».
Он попытался встать, но тело не послушалось. Что-то удерживало его на месте, и это точно не было действие чьей-либо причуды. Просто у мальчика больше не было сил. Бесконечное чувство вины, вечное самобичевание и постоянные неудачные попытки завести новые знакомства сильно измотали его. Честно говоря, ему даже жить не хотелось — в жизни не было абсолютно никакого смысла.
В голове временами всплывало обещание, которое он дал своему другу, но почему-то мальчик начинал думать, что у него ничего не выйдет. Всё было слишком сложным для него, а рядом не было никого, кто смог бы ему помочь. Его мечта, нет, их мечта стать героями казалась мальчику невозможной. Друг уже не сможет её исполнить, а длинноволосый… Он просто не видел в этом смысла, ведь второй этого точно не увидит.
В голове, словно заевшая пластинка, крутились воспоминания, калейдоскопом проносящиеся перед его глазами. Беззаботный смех, эхом раздающийся в летнем воздухе, тёплые объятия, согревающие душу, сияющие радостью глаза друга, в которых отражалось всё безграничие их общего мира. А потом — тьма, непроницаемая и безжалостная, поглотившая всё вокруг. Крики, отчаянные и полные боли, пронзающие тишину, словно ржавые лезвия. Кровь, липкая и противная, омывающая его руки, не смывая, но лишь подчеркивая ужас произошедшего.
Он не помнил, как всё произошло. Как друг, его верный соратник и опора, оказался под завалами обрушившегося здания, его тело, безжизненное и окровавленное, покоившееся под грудой кирпичей и ржавого металла. Как он сам, охваченный паникой и отчаянием, царапая руки о ржавое железо, тщетно пытался разгрести завал, не веря, что его друг мог погибнуть так внезапно и несправедливо.