— Мне кажется, мы найдем что-нибудь более съедобное, чем наши непарнокопытные друзья, — сухо заметил Димитри.
Оливия с трудом удержалась от улыбки, вовремя вспомнив, что блондинка околачивается где-то поблизости и, возможно, присоединится к ним за обедом. Говорят, что в единении — сила, но ей совсем не хочется наблюдать, как Димитри пожимает под столом ножку одной из своих восторженных поклонниц.
Он вежливо протянул ей сандалии и направился вниз.
Оливия внезапно занервничала.
— Твоя блондинка… подруга присоединится к нам?
Димитри состроил недовольную гримасу.
— Нет, если я смогу воспрепятствовать этому, — он протянул Оливии руку, чтобы помочь ей спуститься, но она сделала вид, будто не заметила его жеста.
— Втроем не хочешь? — саркастически осведомилась она.
— Нет. А ты?
Сердитый взгляд был ему ответом.
— Я не горю желанием знакомиться с одной из твоих… восторженных «пупсиков», — сказала Оливия, едва не улыбнувшись, когда Димитри расхохотался над эпитетом, которым она наградила Элени. — Но мне кажется, что невежливо обедать отдельно от…
— Поверь, — сказал Димитри, когда они вошли в столовую, обшитую дубовыми панелями, — я хочу отделаться от «пупсика». Именно из-за нее мне нужна твоя помощь. Сейчас один из моих матросов потихоньку высаживает ее на берег.
Бессердечное животное, подумала Оливия, испытывая сочувствие — совсем небольшое — к отправленной на берег женщине. Димитри, вероятно, привык расталкивать своих любовниц по углам, чтобы они никогда не встречали друг друга. Как тактично!
Оливия терпеливо слушала его, попивая шампанское маленькими глотками и гадая, когда же он заговорит о сути дела. Из скрытого где-то музыкального центра неслись слишком негромкие звуки тоскливой греческой песни.
Стюард проворно поставил на стол тарелки с артишоками, баклажанами и фасолью и удалился, бесшумно закрыв за собой дверь. Оливия едва удержалась, чтобы не окликнуть его, потому что пребывание наедине с Димитри вызывало у нее все большие опасения.
Нежная мякоть рыбы таяла во рту, но Оливия приняла деловой вид и прервала лирически чувственные восхваления, которые Димитри адресовал кефали. Она глазом моргнуть не успеет, как он перейдет от еды к другим вещам…
— Днем я должна вернуться в гостиницу. У меня нет времени восторгаться гастрономическими достоинствами греческой кухни, — с упреком заметила Оливия. — Скажи, что ты хочешь получить за ускорение развода. Только не предлагай мне секс. Ты можешь получить его в каком-нибудь другом месте.
Димитри медленно откинулся на спинку стула, с довольным видом глядя на Оливию поверх края длинной узкой рюмки.
— Ты можешь помочь мне выйти из затруднительного положения, — небрежно сказал он. Оливия направила в рот несколько зерен фасоли и воздержалась от комментариев. Димитри вздохнул так, будто нес на плечах тяжелый груз. — Оно связано с моей матерью.
Оливия удивленно подняла на него глаза. Она думала, что его проблема заключается в блондинке.
— Продолжай.
Димитри постарался, чтобы в его голосе прозвучало беспокойство. Это было нелегко, потому что от восхищения своим гениальным планом у него лихорадочно билось сердце и он с трудом подавлял возбуждение, охватившее все его тело. Он старательно нахмурился и исторг из своей груди еще один вздох.
— Как только я стану свободным человеком, она захочет женить меня на подходящей женщине…
— Которая не похожа на меня, — сухо заметила Оливия.
— Я никогда не мог понять, почему вы не могли поладить друг с другом, — признался Димитри. — Дело в том, что все эти три года она не давала мне покоя, требуя, чтобы я нашел тебя, развелся и снова женился. Необходимо обеспечить наследников для империи Ангелаки.
— Ты… не искал меня? — в голосе Оливии прозвучало удивление и некоторое разочарование.
Димитри нахмурился. Ему не хотелось вспоминать то время. Она ясно дала понять, что не любит его. Что могли принести розыски кроме душевной боли и непрерывных ссор?
Он вырвал ее из своего сердца и скрыл кровоточившую рану. По мере того как проходило время, он чувствовал, что гнев и горькое разочарование постепенно стихают. Вскоре Димитри понял, что статус женатого мужчины служит спасением от поползновений девиц, добивающихся его взаимности, и их матерей, что дало ему возможность погрузиться в непрерывную работу.
— Я не видел в этом никакого смысла, — резко сказал он.
Оливия поморщилась. Поделом ей за тщеславие! И все-таки его равнодушие обидно. Он даже не сделал попытки найти ее, чтобы спасти их брак. Это говорит о глубине его чувств — и о самом браке, подтверждая то, чего она опасалась. Ей остается только быстро удалиться и попытаться забыть, что когда-то он был частью ее жизни. Сейчас последнее кажется невероятным. Но, говорят, что время — лучший целитель.