— Но вѣдь это-же невозможное безобразіе!.. Это… это… это насмѣшка… Хуже насмѣшки…
Генералъ не зналъ, что говорилъ.
— Уѣхали-съ… Сначала привели извозчика рано утромъ, а потомъ уложили мѣшки и уѣхали… — продолжалъ дворникъ.
— Фу-у-у! — произнесъ генералъ, снялъ съ головы мѣховую шапку и тронулъ себя за влажный лобъ и темя. — Дай мнѣ воды… Мнѣ что-то нехорошо. Мнѣ въ голову ударило… — обратился онъ къ бабѣ. — Такая неожиданность… такая мерзость.
— Пожалуйте въ кухоньку, ваше превосходительство. Тутъ присѣсть можно… — предложилъ ему дворникъ и ввелъ его въ кухню.
Генералъ вошелъ, сбросилъ съ себя шинель и шапку на бѣлый некрашенный столъ и сѣлъ на табуретку, отирая потъ платкомъ со лба и лысины. Руки и ноги его дрожали. Баба подала ему воды въ жестяномъ ковшѣ и онъ съ жадностью выпилъ нѣсколько глотковъ.
Баба косилась на красную ленту генерала и спрашивала:
— Внучка ваша за него замужъ-то должна выйти, что-ли?
Генералъ промолчалъ. Дворникъ махнулъ бабѣ шапкой — «дескать, молчи», и тутъ-же прибавилъ:
— Можетъ-ли ихъ генеральская внучка выдти замужъ за такого стрекулиста!.. И ты тоже…
Въ кухню вошла грузная женщина съ необычайно широкимъ лицомъ и крупными полушаріями на груди и протянула нараспѣвъ:
— Что здѣсь за шумъ? Покоя не даютъ. Чего тутъ?..
Но, увидѣвъ красную ленту, она не договорила и тоже попятилась.
— Господина Куцына вотъ розыскиваютъ… — сказалъ ей дворникъ. — Они должны сегодня вѣнчаться, а вотъ оказались сбѣжавши.
— Василій Ермолаичъ? Я евонная квартирная хозяйка. Онъ не сбѣжавши, а уѣхалъ на новое мѣсто въ Костромскую губернію, почтмейстеромъ поѣхалъ. Честь-честью разсчитался и уѣхалъ. Былъ долженъ мнѣ и все до копѣйки уплатилъ.
Генералъ поднялся съ табуретки и заговорилъ уже спокойнѣе:
— Ну, хорошо-съ… Больше ничего… Я долженъ ѣхать обратно…
Дворникъ сталъ подавать ему шинель. Генералъ надѣлъ.
— Уѣхалъ, — повторила хозяйка. — На мѣсто уѣхалъ. Генералъ ему какой-то схлопоталъ мѣсто. Хорошее мѣсто. Онъ и деньги на проѣздъ получилъ.
«Это я, дуракъ… Я, я… я просилъ за него… Просилъ и мнѣ обѣщали, что первая вакансія будетъ его»… — пронеслось въ головѣ генерала и ему снова ударило въ голову.
Онъ сѣлъ опять и тяжело дышалъ. Черезъ минуту онъ сказалъ съ пафосомъ:
— А вы знаете, что этотъ человѣкъ надулъ честную дѣвушку, обольстилъ ее, обѣщалъ на ней жениться и уѣхалъ, оставивъ ожидать ребенка? Да-съ… Сегодня онъ долженъ былъ вѣнчаться съ ней и уѣхалъ. Я отецъ посаженый. Изъ жалости согласился благословлять… Да-съ… И теперь эта несчастная дѣвица въ церкви и ждетъ своего жениха. А онъ уѣхалъ. Ну, не подлецъ-ли онъ? Не мерзавецъ-ли? Честно это? Благородно? Вотъ она нынѣшняя молодежь! — закончилъ генералъ.
— Ну, на это-то его, пожалуй, взять, — проговорила хозяйка. — А за квартиру онъ честно разсчитался и за харчи разсчитался.
— И мнѣ полтину далъ, — добавила баба-кухарка.
Генералъ надѣлъ шапку и уходилъ изъ кухни.
— Посвѣти его превосходительству! — крикнулъ бабѣ дворникъ.
Баба вынесла на лѣстницу лампу.
Квартирная хозяйка стояла въ открытыхъ дверяхъ и спрашивала генерала:
— А можетъ быть вы ему и мѣсто-то спроворили?
Генералъ не отвѣчалъ.
XII
Поразясь красной лентой и проникнувшись участіемъ къ непріятностямъ генерала, дворникъ ухаживалъ за нимъ, какъ нянька. Онъ проводилъ его по двору за ворота, усадилъ въ сани, поправилъ полы шинели, за что и получилъ двугривенный на чай. Поблагодаривъ за подачку, дворникъ сказалъ: А знато было-бы да вѣдано, ваше сіятельство, такъ я могъ-бы его и задержать, жениха то-есть. А я еще помогалъ ему мѣшки yкладывать на сани. Что-бы вамъ предупредить насчетъ его съ вечера!
— Пошелъ! Обратно пошелъ въ церковь! — вмѣсто отвѣта скомандовалъ генералъ кучеру.
Рысакъ помчался.
Сидя въ саняхъ, генералъ ужъ не горячился, но только теперь почувствовалъ онъ всю горесть своего положенія, все то оскорбленіе, которое нанесъ ему Куцынъ.
«За что, за что человѣкъ такъ горько насмѣялся надо мной и надъ Агничкой! — повторялъ онъ мысленно. — За нашу доброту и довѣрчивость? За то, что я снизошелъ къ нему и обращался съ нимъ почти какъ съ равнымъ себѣ? За то, что я съ ногъ до головы обмундировалъ его? За то, что далъ денегъ, выхлопоталъ ему мѣсто? О, люди, люди! — вопіялъ онъ про себя. — Молодъ, зеленъ, материно молоко на губахъ не обсохло, а какъ надулъ пожилого заслуженнаго человѣка! Фитюлька, мразь, канцелярская букашка, а какъ укусилъ меня, слона! Жестоко укусилъ. Ну, откажись онъ вѣнчаться съ Агничкой вчера вечеромъ, мы не поѣхали-бы въ церковь и тогда все-таки было-бы легче. А вѣдь онъ до послѣдней минуты довелъ, заставилъ пріѣхать въ церковь, подлецъ изъ подлецовъ, и добился полнаго скандала. Ну, зачѣмъ ему еще вчера вечеромъ понадобилось написать мнѣ письмо, что онъ ровно въ три съ половиной часа дня пріѣдетъ въ церковь и привезетъ всѣ нужные для вѣнчанья документы? Прямо для скандала. А скандалъ теперь вышелъ полный. Что подумаетъ теперь мой секретарь, что будетъ говорить мой-же дворникъ Кокоринъ! Что подумаютъ священникъ съ дьячкомъ? Притча во языцахъ! А бѣдная Агничка»?