Поступок этот я совершил прежде всего ради семьи. Как любой нормальный человек, семью свою я очень любил. Я вообще очень нормальный, предсказуемый и, если вдуматься, довольно скучный: не художник, не спортсмен, не музыкант. Рост – средний, волосы – темно-русые, особых примет нет, как написали бы в милицейской ориентировке. Но для составления такой ориентировки я за всю жизнь не дал ни одного повода. Даже при большом желании зацепиться оперативникам было не за что – ни приводов в милицию, ни драк, ни разбитых стекол, ни прогулянных уроков, и в результате – никаких приключений: школа, не полученная из-за упрямого физкультурника серебряная медаль (я ненавидел лыжные кроссы и упорно прогуливал зимнюю физкультуру), учеба в универе, первая настоящая любовь, пламя страсти, разбитое сердце, утешение в объятиях подруги бросившей меня девушки. Затем первая работа, заочная аспирантура, после чего я совершил, наверное, один из самых опрометчивых поступков в своей жизни и, позарившись на внешний глянец небоскребной рекламы международных аудиторских гигантов, подал резюме в одну из компаний «четверки»; там же случилось знакомство с Аней (где еще знакомиться людям, регулярно проводящим на работе двенадцать часов в сутки?), вялотекущий, но милый служебный роман, а еще через год, в момент моего перехода из одной «четверочной» компании в другую, совместное решение о женитьбе – чтобы связи не потерять. А еще через пару лет рождение Кирюши.
Как пел Майк Науменко: «Я обычный парень, не лишен простоты, я такой же, как он, я такой же, как ты», и далее по тексту с небольшими вариативными отклонениями. К примеру, когда я делаю что-то не то, моя милая жена не надевает пальто и не едет к маме, а начинает на меня орать.
Итак, в шесть двадцать восемь (двадцать восемь минут прошли за просмотром новостей и личной почты) я вышел из офиса и нажал на кнопку лифта, даже не осознавая, что сейчас я отправляюсь не на переговоры, не в офис к контрагентам, не на проверку работы своей команды этажом ниже – называть милых ребят, выполнявших нудную черную работу, стаффами мне всегда претило, ведь когда-то я был таким же. Я еду домой. Чувство было необычайно странное и непривычное, как будто ослика, десять лет ходившего по кругу водокачки, вдруг отвязали от упряжи и, хлопнув по спине, отпустили на все четыре стороны. Только в отличие от ослика у меня был дом, куда я и направился.
Ани дома не оказалось, была теща, которая, увидев меня дома в будний день впервые за много лет, страшно удивилась, а затем, сообразив, что может сдать мне внука, моментально отправилась к себе домой, а я с Кирюшей – гулять.
Так потекли дни. И дома, и на работе тоже все шло своим чередом. В этом графике я мог спешить на работу, совсем не торопясь, мог сидеть у окна, смотреть в пустоту и напевать про себя песню о новой жизни на новом посту, благо в отдельном кабинете меня никто не мог услышать. Я стал действительно замечать жизнь, видеть ее и жить ею, а не отчетами, встречами и бридж-диаграммами. Теперь я наконец-то мог проводить больше времени с Кирюшей: каждое утро я сам отводил его в садик и довольно часто успевал даже забирать его оттуда. Я возобновил свои кулинарные изыски, совершенно заброшенные во время моего восьмилетнего беззаветного погружения в работу, – я с детства любил готовить и теперь с радостью почти каждый вечер придумывал на ужин что-то новое: то филе утки с брусничным соусом, то карпа в горчичной корочке, то креветки карри, то фаршированных кальмаров. А по выходным отправлялся с Кирюшей (Аня по разным причинам к нам не присоединялась) то в парк, то в кино на мультики, то в музеи – в общем, наслаждался покоем семейной жизни. От этой убаюкивающей размеренности я, можно сказать, погрузился в гипнотический транс – в сознание того, что так оно все и будет. Мне стало казаться, что именно такое состояние и есть счастье, хотя в голову и закрадывались мысли о том, что теперь жизнь и будет течь в таком русле до самой смерти с небольшими отклонениями, и от этого иногда становилось не по себе, как будто едешь на красивой карусели, которая, несмотря на свой непрерывный бег, никуда не везет. Но, как выяснилось немного позже, Аня насчет счастья придерживалась несколько иного мнения.
Подтверждая свое почти полное соответствие с образом лирического героя из песни Майка, я мог с полным основанием заявить: «И, как у всех, у меня есть друг». Таким другом, единственным, с кем я общался вне офиса и семьи довольно регулярно, был Денис. Последний из могикан, еще не павший в неравной схватке с моим образом жизни. Остальные по мере моего погружения в пучину работы и семьи растворились без следа в этой крайне агрессивной для дружбы среде.