— Вы звонили в двадцать три часа семнадцать минут.
— Каждый раз, когда засыпал мой муж. Знаете, он ведет размеренный образ жизни. Но я звонила не каждую ночь. Я чувствовала, дома вы или нет. Иногда — она снова понизила голос до шепота, — мой муж вдруг просыпался, тогда я не могла.
— Послушайте, фрау Кинаст, если это были вы, то звонили вы ровно в двадцать три часа семнадцать минут, секунда в секунду. И вы точно знали, где я нахожусь.
— Это у меня дар такой. Уже в детстве меня вела какая-то сила. Мой ангел, — прошептала она.
Зуттера бросило в дрожь. Странность разговора пробирала его до мозга костей. Он стоял со старой женщиной в углу лестничной площадки, пахнувшей свежей мастикой, и разговаривал вполголоса, наклонившись к ней, так как она была маленького роста; чтобы разобрать ее слова, ему приходилось напрягать слух. Он сделал шаг назад.
— Пожалуйста, не сердитесь на меня. Я делала это ради вашей жены. Желала спокойной ночи, чтобы напомнить о Руфи и немножко утешить вас. Руфь жива, — уверенно сказала она.
Зуттера знобило все сильнее. Он хотел сказать, что все это чудовищно. Но только проговорил:
— Очень мило с вашей стороны.
— Вы, наверно, терялись в догадках? — на губах фрау Кинаст появилось хитроватое выражение.
— Да уж, пришлось поломать себе голову, — хрипло произнес Зуттер.
— А вы заметили, что я помнила о вашем дне рождения? в голосе ее звучало лукавство. — И подала всего два сигнала.
— Ага, фрау Кинаст. Нет, я совсем забыл о своем дне рождения.
— А вот это плохо. Мы появляемся на свет только один раз.
— Это ваш ангел подсказал вам, что в меня будут стрелять?
Она удовлетворенно улыбнулась.
— То, что я оказалась там в нужное время, вряд ли было случайностью. Всех нас ведет таинственная сила.
— Кто же в меня стрелял? Что думает об этом ваш ангел?
— Недобрых людей он мне не показывает, — ответила она. — Он не из самых могущественных. Не из тех, что сидят на тронах и правят миром.
Зуттер не отводил взгляда от вечнозеленого синтетического дерева.
— Вы читали «Субито»? — лукаво спросила она. — Журналист хотел знать: «Существует ли связь между судебным репортером Г. и супружеской четой К.?»
— Фрау Кинаст, не затруднит ли вас позвонить мне сегодня, в обычное время?
— Такие вещи не повторяются. С этим не шутят. Потому-то я и не звонила вам больше, когда вы вернулись из больницы. В этом уже не было необходимости. А сейчас простите меня, а то мой Франц начнет беспокоиться.
— А как же фотографии?
Она приложила палец к губам.
— Их проявят только завтра. Ничего, он подождет. У него есть его марки.
Она протянула ему свою костлявую руку и быстро отдернула ее. Потом легко преодолела один пролет, остановилась на повороте и махнула рукой.
— Передавайте привет горам. Ведь мы тоже там бывали, и не раз. В Браунвальде. Тишина, господин Гигакс. Тишина! В ней все дело.
В ответ он нерешительно поднял руку. Она подпрыгнула и исчезла.
«Такими вещами не шутят, — сказал он про себя, — они никогда больше не повторятся».
Часть третья
В горной долине
Сказать, что он радуется поездке в Сильс, было бы не совсем верно.
«Нынче славный день для смерти». Руфь научилась этому утреннему приветствию индейского племени могавков в группе самопознания. Индейцы, как дети природы, ни о чем таком при этом не думали. Но мы, всегда думавшие слишком много, не могли не научиться что-то чувствовать, произнося эту фразу. «Как будто главной проблемой этих людей было многомыслие, — говорила Руфь. — Представь себе, Зуттер: переношенные дети, которые с нетерпением ждут, когда их перепеленают и накормят. Когда можно будет закричать впервые после рождения или с плачем пожаловаться на своих глупых матерей. И я со своим раком. Нынче славный день для смерти. Не для того явилась я на этот свет. С этими людьми мне не хотелось бы даже умереть. Охотнее всего я задушила бы кого-нибудь из них».
«Тогда тебе пришлось бы пустить в ход собственные руки, Руфь».
«Играть ведь мне было позволено. Они бы рассматривали это как прорыв! Как Coming out»[22].
«Да, Руфь, тебе уже нельзя было помочь».
«А теперь уезжаешь ты, хочешь меня утопить. Думаешь, тебе это удастся?»
«Сегодня мне удастся кое-что еще, Руфь. Сегодня я открою кошке приготовленный тобой корм. Чтобы отметить этот день. Последнюю банку, оставшуюся после тебя».