Выбрать главу

Разрезы и огонь.

Пальцы, расширяющие разрезы.

Тошнотворное чувство. Эти пальцы оскверняли его через разрезы. Гарри был уверен, что это хуже изнасилования. Эти пальцы проникали в тело и…

Кричал и кричал.

Он не мог выдержать это. Не боль. Тошноту. Вторжение.

Нет, не снова. Никогда больше.

Он больше не мог стоять. Его ноги дрожали и подгибались. Кто-то ударил его кулаком в спину, и он от огромной боли упал на колени, оперся ладонями об пол.

Что-то мокрое и скользкое… его кровь. Кровь была везде, он мог видеть это. Он стоял на коленях в собственной крови. Но теперь он чувствовал, что они не дадут ему умереть здесь. Они вылечат его снова и снова, чтобы оживлять это оставшееся жалкое чувство заброшенности и пребывания в их власти.

– Мой мистер Поттер. Приятно снова слышать твой голос. Я почти забыл, как ты кричишь. Это бесценный звук, уверяю тебя. И я обещаю, что дам тебе гораздо больше удобных случаев покричать, чтобы удовлетворить меня.

Гарри не смог ответить, его голос пропал. Он поднял на Волдеморта пристальный взгляд так храбро, как мог. Их глаза встретились.

В глазах Волдеморта были холод и ненависть. На мгновение Гарри был уверен, что он раньше видел этот взгляд. Холод и ненависть… Но… в случае Волдеморта оба эти чувства контролировались и использовались как инструмент. Они не были подлинными чувствами. Как и сам Волдеморт не был подлинным. Только живым трупом.

Гарри дернулся.

Злоба Волдеморта была чем-то нечеловеческим, угрожающим и разрабатывающим план достичь цели: полной власти и господства над всеми.

Нет. Не всеми. Он не будет контролироваться Волдемортом.

Никогда.

*************************************************************

Снейп не осмеливался поднять глаза. Он отчаянно хотел как-нибудь зажать уши. Каждый крик Гарри смертельно мучил его. Это, должно быть, Эйвери с бритвой, думал он. Гарри был один с этим психом. Он убьет мальчика.

Он неистово хотел быть там. Он знал, что Гарри успокоит его присутствие, хотя не понимал, почему.

Гарри…

Мальчик определенно уверен, что он умер. Их разделили однажды и, возможно, навсегда. Он никогда не увидит снова доброе лицо Гарри, никогда не пообещает ему глупых вещей, никогда не расскажет ему о своих родителях и школьных днях. Он никогда больше не услышит мудрых замечаний Гарри.

Счастливые дни прошли. Все скрыла темнота.

После того, как рвущие сердце крики мальчика замерли, Снейп еще глубже начал понимать так называемые психологические итоги прошедших дней. Пока Гарри был здесь, он, впервые в жизни, не был одинок. И впервые в жизни он понял, что означает делить жизнь с кем-то еще. Принадлежать.

Даже в компании с Квайетусом он был одиночкой, даже с товарищами, даже с Альбусом… Чего-то всегда недоставало, и он мог только гадать, чего.

Когда он раньше оставался один, то никогда не чувствовал отсутствия или недостатка компании… или, возможно, не никогда, но редко, когда его преследовали невыразимые и ужасающие воспоминания и ночные кошмары, и он должен был в одиночку смотреть им в лицо… но теперь без Гарри он сходил с ума от одиночества.

Он мог живо представить перед глазами настоящее положение мальчика после почти пяти часов пытки: порезы, кровь, обморок, слабость и оборванный вид, безнадежно лежащий и одинокий на полу отдаленной камеры…

Если бы Гарри был здесь… Он определенно не смог бы вылечить его, но был слабый шанс разделить боль в компании друг друга.

Снейп горько засмеялся. Он, бывший Пожиратель Смерти, один из самых тренированных магов, был так слаб и беспомощен!

Спрятав лицо в ладонях, он снова удивился собственному изменению, случившемуся в последние дни, как он, вынужденный, но, тем не менее, верный защитник Гарри Поттера, обнаружил себя в роли глубоко испуганного и волнующегося родителя. Он сглотнул. Странно. И так… естественно.

Кроме того, он должен был признаться себе: это изменение было не только случайным следствием их общей судьбы. Да, судьба играла роль в этом изменении, это было несомненно, но возможности и достоинства Гарри также сыграли свою роль в этом процессе.

Сначала Гарри принимал его оправдания без дальнейших замечаний. Он искренне простил его за все, что Снейп ему сделал. Он проявлял настоящее беспокойство о нем с самого начала, когда увидел слабое и жалкое состояние своего профессора. И он никогда не просил разъяснений о чувствах Снейпа, он только соглашался с ними и давал свои чувства в ответ. Он никогда не протестовал против чего-либо.

Как мог мальчик быть таким здравомыслящим? Он был так молод… и он вырос в практически полной эмоциональной пустыне, угнетаемый, игнорируемый… Он мог стать полным ублюдком или сумасшедшим мерзавцем с вечными жалобами на несчастья своей жизни, горюющим над своими упущенными возможностями… Он мог быть неизлечимо травмирован и неспособен давать и получать положительные эмоции. А мальчик все еще не был таким человеком. Он мог стать, но, тем не менее, не стал. Непохожий на Величайшего Ублюдка, причиной чьей безжалостной и горячей ненависти к миру, несомненно, послужили события детства, подобного Гарри.