Сам по себе Виталий просто очень, даже чрезвычайно красив. Если на его кудри надеть берет, то получится ожившее полотно эпохи итальянского Возрождения – Кватроченто, Чинквеченто…
Как бы это точнее выразиться… Вне зависимости от размера роли, вне зависимости от количества в ней слов Виталик бывает всегда нежен и очень угадываем зрителем. Слава богу, судьба его складывается счастливо и очень полноценно. Так же, как я говорю о спектаклях Володи Машкова, я могу говорить и о ролях Виталика Егорова – у него нет и намека на желание канонизировать себя. И рискует Виталик всегда. Как и в роли Князя Мышкина.
Зыбкая, нервная атмосфера спектакля была сохранена его участниками до самого конца его сценической жизни.
Когда в конце октября 1999 года мы гастролировали в Ереване во времена тревожных, трагических для Армении событий, зрительный зал поразил нас глубиной сострадания, силой художественного удивления и поддержки. Находясь среди зрителей, я прекрасно видел, что история правдолюбца и искателя истины князя Мышкина как нельзя более пришлась там ко времени и к месту. И роли, казалось, крайние и окраинные в романе, на сцене вдруг стали важными. Будь то Епанчина в исполнении Аллы Покровской или любые другие образы. Все они получились полноценными и состоятельными актерскими работами. В спектакле по роману Достоевского все получили роли «на вырост», в которых скрывалась возможность развиваться и обретать себя, веру в свои силы.
Не хочу становиться мрачным оракулом, но тем не менее боюсь, что я прав. В России выживут лишь те театры, которые научатся зарабатывать деньги. Сами. Все остальное будет трансформироваться, что-то уйдет бесследно… При социально-экономической структуре общества, называемой капитализмом, по-другому быть не может. Или же – как в случае со Студией Сергея Женовача, являющейся первым в нашей стране частным театром. Один меценат – замечательный, тонкий, умный человек, которого я чрезвычайно уважаю, зарабатывающий на жизнь совершенно иным способом и относящийся к поддержке данного театрального дела как к увлечению и душевной склонности, – является исключением из правил. Еще раз повторяю: иск-лю-че-ни-ем.
Если не брать в расчет оба театра, которыми я руковожу, труд театрального актера в нашей стране пока оплачивается очень плохо. Популярность и умение зарабатывать – это разные вещи. Кормить семью нужно и популярному артисту, и непопулярному. Поэтому я всегда стараюсь найти способы обеспечить актерам, за которых взял ответственность, достойную компенсацию их труда.
Для того чтобы компенсация эта носила не разовый, а регулярный характер, нам пришлось приложить немало усилий, прежде чем мы начали зарабатывать сами, то есть добиться, чтобы наши спектакли приносили театру больше денег и мы жили не только на дотации.
Собственно, начиналось все с общеизвестного факта, о котором сейчас я могу сказать «не было бы счастья, да несчастье помогло» или «нет худа без добра».
Было это в 1997 году, вторая половина которого стала для меня особенно тяжелой, так же как и для многих моих соотечественников: дефолт огнем и мечом прошелся по трудовым сбережениям большинства российских граждан. Мы во второй раз потеряли большие деньги. Впервые же государство обесценило накопления всей моей жизни, отпустив цены в девяносто первом году, когда все были сильно растеряны, и процентов семьдесят пять населения не верили, что капитализм уже на пороге.
В 1997 году государственное субсидирование театра было сильно сокращено, а в 1998 году лопнул Инкомбанк, о чем я тоже не могу не сказать. На протяжении пяти с лишним лет этот банк был верным и бескорыстным меценатом нашего театра. Благодаря этому меценатству актеры и основные творческие сотрудники Подвала имели возможность получать, помимо одной заработной платы от государства, еще одну, две, три, а иногда и четыре заработные платы, сообразно своему трудовому вкладу за истекший месяц. Итоговые суммы значительно превышали прожиточный минимум, установленный в РФ, предоставляя нашим сотрудникам возможность всерьез сосредоточиться на профессии и на театральных делах.
Произнося слова благодарности в адрес Инкомбанка, не могу не констатировать потерю больших сумм, которые были вложены на его счета и моим театром, и лично мною. Удары такого рода я всегда переношу «вопреки». Вместо того чтобы оплакивать свою судьбу, я просто удваиваю скорость. Оставшийся без штанов человек стремится поскорее заработать себе на новые штаны, дабы не отличаться от своих собратьев на улице.