– Для нее было бы хуже, если бы она выжила. Было бы хуже.
Он мог бы рассказать о королях и президентах, так и не оправившихся от смертей своих жен. Он мог бы сказать, что смерть – это часть жизни. Он мог бы сказать, что человек неделим и это, по его мнению, единственное, над чем смерть не властна.
Но что бы он ни сказал, старик так и продолжал бы стоять и покачиваться, пока дочь не опустила его в кресло перед незажженным камином.
Только ноги выдают ее. Есть что-то такое в ее походке. Своего рода безответственность по отношению к ногам. Выглядит довольно по-детски. Пропорции ее фигуры – 36–25–36 дюймов.
Она заплакала, войдя в операционную.
– Что случилось, Уточка?
– Чувствую себя немного несчастной.
Она сидела так же, как раньше сидели и плакали другие девушки, решившие, что они беременны. Чтобы облегчить ей задачу, доктор спрятал этот вопрос среди других.
– Что тебя расстроило?
Никакого ответа.
– Болит горло?
– Сейчас нет.
– Как водопровод, работает?
Она кивнула.
– Температура?
Она покачала головой.
– Месячные регулярные?
– Да.
– Когда были в последний раз?
– На прошлой неделе.
Доктор сделал паузу.
– Ты помнишь сыпь, которая раньше была у тебя на животе? Она снова появлялась?
– Нет.
Он наклонился в кресле вперед.
– Тебе просто хочется поплакать?
Она еще ниже склонила голову к груди.
– Это мама с папой уговорили тебя прийти ко мне?
– Нет, я сама.
– Даже когда ты покрасила волосы, лучше не стало?
Она слегка рассмеялась, оценив, что он заметил.
– На какое-то время.
Врач измерил ей температуру, осмотрел горло и велел оставаться в постели два дня. Затем продолжил расспросы.
– Нравится работать в прачечной?
– Это просто работа.
– А как другие девушки?
– Не знаю.
– Ладишь с ними?
– Нас наказывают, если застают за разговорами.
– Думала заняться чем-нибудь еще?
– А чем?
– Кем бы хотела стать?
– Секретаршей.
– У кого бы хотела быть секретаршей?
Она рассмеялась и покачала головой.
Ее лицо было грязным от слез. Но глаза и нижняя часть лица с полными накрашенными губами говорили о той же силе, что наполнила ее бюст и бедра. Она достигла зрелости во всём, кроме образования и возможностей.
– Когда тебе станет немного лучше, я отпущу тебя с работы на несколько дней, если хочешь, и ты сможешь пойти на биржу труда узнать, как можно пройти обучение. Существуют различные варианты.
– Да? – спросила она беззаботно.
– Как ты училась в школе?
– Никудышно.
– Получила начальное образование?
– Не. Бросила.
– Ты же не глупая, не так ли? – он спросил это так, будто ее ответ каким-то образом отразился бы на нем.
– Нет, не глупая.
– Хорошо, – ответил он.
– Работа в прачечной ужасна, я ее ненавижу.
– Нет смысла жалеть себя. Если я дам тебе неделю больничного, ты действительно ей воспользуешься?
Она кивнула, жуя свой влажный носовой платок.
– Можешь прийти в среду, а я позвоню на биржу труда, потом обсудим, что они скажут.
– Мне жаль, – сказала она, снова заплакав.
– Не извиняйся. Твой плач говорит о том, что у тебя есть воображение. Если бы у тебя его не было, ты бы не чувствовала себя плохо. А теперь отправляйся в постель и оставайся там до завтра.
Через окно операционной он смотрел, как она шла по дорожке к дому, в котором он принимал роды у ее матери шестнадцать лет назад. После того как она завернула за угол, он продолжил смотреть на каменные стены по обе стороны переулка. Когда-то это были сухие стены. Теперь камни в них зацементировали.
Ходили слухи, что они в бегах. Что она проститутка из Лондона. Что Совету придется принять меры для выселения их из заброшенного дома, в котором его владелец, фермер, разрешил им временно остановиться (поговаривали, из-за того, что он встречался с этой девушкой в Лондоне), но они поселились там как сквоттеры.
Трое детей играют у задней двери с какой-то проволочной сеткой. Мать на кухне. Это женщина лет двадцати с небольшим, с длинными черными волосами, тонкими руками и серыми глазами, яркими и очень проницательными. Кожа выглядит испачканной, что скорее связано с анемией, а не с грязью.
– Вы не сможете остаться здесь на зиму, – говорит он.
– Джек собирается всё подлатать, когда появится время.
– Небольшой ремонт дому не поможет.
На кухне стол и два стула. Рядом с каменной раковиной коробка из-под апельсинов, в которой лежит несколько чашек, тарелок и пакетов. Половина окна над раковиной разбита и закрыта куском картона. Солнце струится сквозь другую половину, и серая пыль медленно поднимается и опускается сквозь луч света, так медленно, что кажется частью другого, необитаемого мира.