Я бросил вещи на кухонный стол, а Дизель шмыгнул в кладовку, к своему лотку. Я вышел из кухни и направился к лестнице.
– Шон, ты где?
Немного подождав, я снова его окликнул. В доме было тихо. В Афинском колледже наступила неделя весенних каникул и Джастин утром уехал – с отцом и еще какими-то родственниками он отправился в поход. У меня, как я сегодня объяснил мистеру Делакорту, неделя тоже была свободна от работы в библиотеке колледжа, где я на полставки каталогизировал редкие издания.
Дизель потерся сзади о мои ноги. Я обернулся и посмотрел на него.
– Как ты думаешь, где Шон?
Я решил, что кот со своим обонянием найдет Шона быстрее, чем я.
Дизель некоторое время смотрел на меня, словно обдумывал вопрос, потом побежал мимо лестницы и через холл к выходу во двор. Я пошел за ним и уловил смутный запах чего-то приятно-терпкого. Кот остановился у закрытой двери на заднюю веранду и мяукнул.
– Да ладно уж, я знаю, что ты сам умеешь.
Дизель поднялся на задние лапы, передними обхватил дверную ручку, ловко повернул ее, навалился, и дверь открылась.
Здесь непривычный запах был намного сильнее, и я вдруг понял, что это: Шон курил сигару.
Не успели мы с Дизелем сделать шаг на веранду, как на нас с лаем что-то кинулось и принялось бесноваться. Мы оба остолбенели и вытаращились: что за курчавый шерстяной комок кремового цвета скачет вокруг нас и поднимает столько шума?
– Данте, прекрати! – раздался глубокий баритон Шона, но собака не отреагировала.
Дизель подошел к пуделю, навис над ним, выгнул спину и зашипел. Собака попятилась, но продолжала лаять. Дизель фыркнул, потом вытянул лапу и стукнул Данте по голове. Ошарашенный пудель замолчал и сел с уморительным выражением на морде, и они с Дизелем стали молча разглядывать друг друга.
Я обернулся к Шону. Он развалился в одном из плетеных кресел в углу террасы. Он был высокий, в потертых ковбойских сапогах и линялых джинсах, в майке, обтягивающей мускулистый торс. Черные волосы были коротко острижены, от густых кудрей, с которыми я видел его на Рождество, не осталось и следа, и на лице еще заметнее проступали скулы – за эти три месяца он исхудал. Темная щетина оттеняла его лицо.
– Ну и сюрприз, Шон. Но я, конечно же, очень рад, – я постарался улыбнуться, но его вид меня встревожил. Он был слишком худым.
– Привет, пап, – Шон поднялся и махнул рукой. – Я вышел на веранду покурить.
– Я учуял твою сигару еще в холле, но не мог понять, чем это пахнет.
Я обошел Дизеля и Данте; они осторожно принюхивались друг к другу.
– Да, надо было позвонить, но, надеюсь, я тебе не помешал, нагрянув, да еще и с собакой…
– Совсем не помешал. Вы с Данте можете оставаться сколько захотите. Дизель будет счастлив, что есть с кем поиграть, а я – что вижу сына.
У меня защемило сердце. Неужели он сомневается, что родной отец рад его видеть?
– Спасибо, – Шон улыбнулся.
– Давно ты здесь?
– Минут двадцать, – он сделал пару шагов ко мне, но остановился. Затянулся и выдохнул облачко дыма, которое уплыло наружу сквозь сетчатые двери.
Мне хотелось его обнять, но он не подошел ближе, а я замешкался, и момент был упущен. Шон молча курил и смотрел на меня. Вид у него был измученный, но после двенадцати часов езды из Хьюстона это неудивительно.
– Ты что же, с вечера за рулем?
– Выехал из Хьюстона часа в два ночи.
– Да ты, должно быть, с ног валишься. Не хочешь прилечь?
– Сейчас пойду. Только докурю, – он взмахнул сигарой, потом сердито посмотрел мне за спину: – Фу, Данте! Нельзя!
Я обернулся: пудель поднял лапу возле плетеного дивана. Шон метнулся к нему, подхватил на руки и, пока тот не успел наделать дел, открыл дверь во двор и выставил его на крыльцо.
– Ступай-ка на улицу.
Данте смотрел на хозяина. Шон поторопил его жестом, и пудель сбежал по ступенькам. Не успел я помешать, как за ним последовал Дизель.
– Прости, пап, я случайно выпустил кота, – Шон закрыл дверь, но ко мне не повернулся.
– Двор огорожен, а Дизель умница и не пытается выбраться наружу.
Я встал рядом, и мы наблюдали, как пес и кот гоняются друг за другом по лужайке.
– Похоже, они неплохо поладили, – Шон потер глаза. – Я боялся, что подерутся.
– Дизель вообще мирный. Тем более он тяжелее Данте фунтов на двадцать. Так что вопросов, кто в доме хозяин, не возникнет.
Шон рассмеялся.
– Давно у тебя Данте? На Рождество ты про него не рассказывал.
– Два месяца. Одна знакомая не смогла его оставить себе, и я его забрал. Ему год и несколько месяцев, – голос его звучал то ли грустно, то ли устало.