Песня несказанно радует Заида Массани, который как раз ползет по вентиляционному коробу в трех с половиной метрах над головой Граака. Дело не в том, что Заид такой уж меломан, в отличие от коммандера Шепард, чьи грязные ботинки сейчас торчат у него под носом. Но под музыку больше шансов остаться неуслышанным, когда ты в броне протискиваешься по узкому ходу и тащишь с собой целый арсенал. Особенно, когда у тебя есть наплечник, который цепляется за все углы на поворотах. Конечно, шорох всегда можно списать на крыс. Но что-то подсказывает Заиду, что в обществе Граака даже крыса постарается ничем не выдать своего присутствия, если ценит свою короткую жизнь.
— Торн! — зовет Граак.
Торн материализуется в комнате с ловкостью сказочного придворного волшебника или официанта в лучшем ресторане Иллиума.
— Босс?
— Что это за хуйню вы устроили тут? Мне надо переговорить с Видо, а не выебать его!
— Но я думал, вы собираетесь…
— Грохнуть, Торн. Грохнуть, а не трахнуть, загрузи уже себе большой словарь унилингвы! Что там у нас?
— Засекли, босс. Двое на территории. Один круто прикинутый, другой в каком-то розовом дерьме.
Заид слышит по внутренней связи, как Шепард скрежещет зубами. До этого дня он думал, что про зубы — это такое фигуральное выражение. Век живи — век учись.
— А четырехглазый рубит фишку, — вполголоса замечает он.
— Массани, не беси меня. Знаешь, что такое взбешенный биотик в вентиляционном коробе?
— Я знаю, что не хочу этого знать.
— И правильно, потому что это пиздец.
— Их взяли? —спрашивает Граак.
— Нет, босс. Похоже, они должны были сидеть в засаде, и мы их спугнули. Ребята ищут, но большинство я оставил у входа. Мало ли что.
— Ах, Видо, Видо, — качает головой Граак. — А я еще надеялся, что тебе можно верить. У меня еще оставались какие-то жалкие крупицы привязанности к тебе. А ты так меня разочаровал…
— Я, босс?!
— Видо Сантьяго! А ты — придурок, Торн!
— Слушаюсь. Тра… гро… пристрелить его на входе?
— Нет. Он наверняка прилетит не один и будет настороже. Обыщите и проводите его ко мне. Я с ним сам побеседую. Готовьтесь. Пришло время притушить «Синие светила».
— Понял, босс.
Можно не сомневаться, что он понял. Когда дело доходит до убийства, Торн гениален. Это вам не вопросы лингвистики решать. Торн с полуслова соображает, кого, как и в какое время стоит расстрелять, чтобы потратить как можно меньше пуль и получить как можно больше удовольствия.
— Заид, есть предложение на миллион, — шепчет Шепард. — Дожидаемся Видо, смотрим из партера, как его расчленяет Граак, и уползаем отсюда нахуй.
— Из ложи. Тут у нас нихуя не партер.
— Ну, пусть из ложи. Как тебе идейка?
— Ну…
В словах Шепард есть здравый смысл. И есть тонкая ирония в том, что Видо Сантьяго умрет, потому что Заида Массани приняли за нанятого им убийцу. Воистину прекрасный поворот. Заид подписал приговор Видо, просто ступив на территорию Граака. Это красиво. Это поучительно. Заид Массани как орудие судьбы и возмездия — чем плохо?
Плохо это тем, что упомянутый Заид Массани мечтает рассчитаться с бывшим напарником сам. В идеале — поставить на колени, засунуть Видо ствол пистолета в рот и спустить курок. Хотя сошел бы и выстрел из снайперки, хотя получилось бы далеко не так эффектно, но Заид ценит результат больше процесса, так что удовольствовался бы и этим. Но просто смотреть? Обойтись ролью свидетеля?
— Пока ждем, — говорит он наконец. — Хули тут еще делать, в этой коробке… Пора бы уже Видо объявиться, где застрял этот ублюдок?
*
Видо Сантьяго стоит в челноке, широко расставив ноги и раскинув руки, как будто хочет обнять всех бойцов «Синих светил», которые сидят вдоль стен. На Видо белые отполированные доспехи без единой царапины и мельчайшего пятнышка. К правой руке пристегнут наручниками узкий кейс, на левой поблескивает громадный перстень с ярко-голубым камнем. Бородка Видо подстрижена «под космического пирата». Глаза его блестят не то от волнения, не то от принятого час назад «красного песка».
— Дамы и господа! — патетически восклицает он и обводит взглядом своих людей, которые глядят на него из-под забрал шлемов. — Дети мои. Сегодня для нас наступил великий день.
«Синие светила» внимают. Во-первых, до конца полета делать больше все равно нечего. Во-вторых, если Виго заподозрит тебя в недостатке почтения, он станет твоей головной болью. Или болью в районе почек, это уж как карта ляжет.
— Вы должны знать, дети мои, — продолжает Видо и даже не моргает, глядя перед собой красными слезящимися глазами, — я виноват перед вами.
Такого в программе раньше не было, и бойцы украдкой переглядываются.
— Ну, вообще-то да, — раздается из угла, — с Массани вот было жестко, и…
— Заткнись, блядь, тебя не спрашивают! Еще один звук — нахуй башку разнесу! — рявкает Видо. И в повисшей тишине, нарушаемой только мерным гулом двигателей, продолжает: — Да. Я виноват перед вами. Это я предложил работать с батарианцами. Это я подписался на заказы у Граака. Конечно, они принесли нам деньги, наркоту и… и… еще деньги, так что нельзя сказать, что мы так уж и ошиблись. Под моим началом «Синие светила» стали крепче. Стали богаче. Стали могущественнее. У кого самые меткие стрелки?
«Синие светила» молчат. Никому не хочется прилечь отдохнуть с пулей в голове.
— Я спрашиваю, — с нажимом говорит Видо, — у кого самые меткие стрелки?
— У нас, — нестройно отзывается хор наемников. Парень в углу думает про Архангела, но держит рот на замке. От греха подальше.
— У кого самые сильные бойцы?
— У нас! — хор крепнет.
— У кого самые крутые ребята?
— У нас!
— Не слышу!
— У нас!!!
— Громче!
— У НАС!!!
— Да! У нас, именно у нас. Если бы мы не были так круты, разве смогли бы мы проникнуть на Цитадель и выкрасть оттуда самую охраняемую вещь?
— НЕТ!
— Заткнитесь, блядь! Это был риторический вопрос. Тут хоть один кретин понимает, что такое риторический вопрос?
— Я понимаю, — раздается из угла. — Это когда…
Видо выхватывает из кобуры на поясе пистолет и стреляет в угол. Тело наемника резко ударяется о стену, а потом обмякает и съезжает на пол. За его головой тянется красная полоса, превращая обивку салона в предмет авангардного искусства. Остальные быстро расползаются в стороны, как будто даже соседство с неудачником является чем-то крамольным.
— Это тоже был риторический вопрос, так что нихуя ты не понял. Ай-яй-яй. И никогда не надо начинать ответ с «это когда». Ну да похуй. Дети мои. Факты таковы, что мы спиздили самую охраняемую вещь из самого защищенного хранилища Совета. Спасибо нашим инженерам, им положена премия в этом месяце. Но вот ведь какая неудача. Кажется, наш заказчик с какого-то хуя решил, что наша встреча была ошибкой. И есть подозрения, что он попросту не желает нам платить. Как говорится, хочет и рыбку съесть, и чтобы руки не воняли.
В рядах «Синих светил» раздается недовольный гул. Видо блаженно щурится: гул ровно той громкости и тональности, как ему надо.
— Но разве я могу смириться с этим? Разве могут «Синие светила» стерпеть такую несправедливость? Если что, это тоже риторические вопросы, отвечать не надо. Спасибо. Так вот. Есть мнение, что четырехглазым ублюдкам пора показать, кто в этом секторе галактики главный.