— А ну сдристнули оттуда, мать вашу! — гаркает Андерсон во всю мощь своего командирского голоса, для которого высота тринадцати этажей — не расстояние. Парочка оказывается понятливой и отступает за ближайший билборд — спокойно, мужик, мы просто мимо проходили.
Билборд наводит Андерсона на мысль. Поскольку Шепард в квартире нет, ни живой, ни мертвой, нельзя сбрасывать со счетов версию с похищением. Получается, несколько вражеских агентов проникли к Шепард через окно… В том, что агентов несколько, Андерсон не сомневается. Шепард так просто не взять. Итак, несколько агентов проникли через окно, после ожесточенного сопротивления захватили в плен коммандера, затащили ее в челнок или, к примеру, летун, отчалили и… увезли ее в мастерскую для съемок в рекламе?!
Что-то тут не сходится. И Андерсон решает не бить тревогу до выяснения всех обстоятельств.
И ему лучше выяснить эти обстоятельства до того, как перезвонит недовольный Удина.
*
Несмотря на выходной, мастерскую Синего Кузнечика осаждают толпы жаждущих что-нибудь отремонтировать, склеить, запаять или хоть покрасить. Он не бьет в ладоши от радости только потому, что его руки постоянно заняты — заняты пока только приемкой заказов. После этого безумного воскресенья Джихе нужно будет не вылезать из мастерской месяц, чтобы выполнить всю работу.
— Не толпимся, не толпимся, чуваки, соблюдаем очередь! — покрикивает он иногда, и толпа покоряется его грозному окрику и приобретает некоторое подобие порядка. Джиха счастлив.
Над его головой светится экран, на котором шевелит губами коммандер Шепард. Сначала она говорила фразу про любимую мастерскую в Ванкувере, но на сорок девятом повторе Кузнечик не выдержал и вырубил звук. Достаточно и видео. Правда, ракурс не самый удачный, да и качество записи у камеры было так себе, но кого это волнует? Не Джиху уж точно. И не его заказчиков.
Он важно объясняет, что переделка вот этого наплечника, да, вот этого наикрутейшего, офигительного наплечника не может стоить меньше пятисот кредитов, когда в людском море намечаются новые течения. Кто-то упорно проталкивается вперед. Возгласы «Эй, куда прешь!» и «Охуел, что ли?!» мешаются с «Пардон», «Срочное дело Альянса», «Уберите руку, лейтенант, она вам еще пригодится, чтобы отдать честь старшему по званию». Последняя фраза сменяется чьим-то полузадушенным «ой», и толпа выплевывает навстречу Джихе незнакомого черного мужика в слегка помятой форме и съехавшей набок фуражке.
— Эй, чувак, тут вообще-то один порядок для всех, дождись своей очереди, — говорит Джиха.
— Я вас не задержу надолго, — говорит мужик и приятно улыбается. — Просто ответьте на вопрос: когда и с кем здесь была коммандер Шепард?
В ответ на эти слова толпа затихает, как будто всем отключили звук. Всем интересно.
Кузнечик выпячивает хилую грудь и набирает в легкие побольше воздуха.
— Когда? Когда?! Чувак, ты ничего не попутал? Да она постоянно ко мне приходит! Броню ей Жнец помнет — ко мне! Винтовку о Коллекционеров сломает — ко мне! Батарианцев взорвет — снова ко мне, шлем чинить, чтобы уши не закладывало! Когда, блядь! Да постоянно!
— Сынок, — ласково говорит мужик, — меня совершенно не волнует, как ты там рекламируешь свои услуги. Равно как и не волнует, есть ли у тебя проблемы с регистрацией, налогами и пожарной безопасностью. Пока не волнует. Если бы меня это волновало, инспекторы бы тут уже проверяли срок годности на каждом огнетушителе — у тебя ведь есть огнетушители, правда? А другие инспекторы в это время изучали бы твои документы под самой большой лупой, которая только найдется в миграционной службе. Хорошо, что меня это все не волнует, верно? Повторяю вопрос: когда и с кем тут была коммандер Шепард?
Синий Кузнечик смотрит в добрые усталые глаза, которые поблескивают в тени козырька форменной фуражки, и тяжело вздыхает.
— Вы в своем Альянсе умеете, сука, убеждать… Эй, там, нехер толпиться, все сделали три шага назад! Больших! Больших, блядь, шага, а не цыплячьих! Не видите — у меня серьезный разговор…
*
— Нам предстоит серьезный разговор, — говорит батарианец Граак. — Очень, очень серьезный.
Во имя толерантности и из презрения к стереотипам мы обязаны отметить: отнюдь не все батарианцы являются работорговцами. Точно так же и не все батарианцы ненавидят людей и готовы убивать их вместо стрельбы по тарелочкам в тире. Это все предрассудки, не достойные мыслящих индивидуумов.
Проблема в том, что Граак именно такой работорговец, который терпеть не может людей и любит послушать их предсмертные хрипы вместо колыбельной на ночь. От этого факта никуда не деться. Никуда.
— Разговор с Видо Сантьяго, босс? — уточняет подручный Граака, Торн. Материала, из которого сделали Торна, хватило бы на двух батарианских штурмовиков — или на трех инженеров. Ну, если эти инженеры не склонны к излишествам. И, словно эта гора мяса не впечатляет сама по себе, все тело Торна покрыто татуировками разной степени художественности и приличия. Самая художественная — самая неприличная. Поговаривают, что Торн хотел изобразить на своей голове символ клана, но вместо этого получил прозвище «хуй во лбу».
— Торн, не пытайся казаться тупее, чем ты есть! Мы летим на встречу с Видо Сантьяго, с кем еще, блядь, у меня может быть серьезный разговор?
Видо Сантьяго — исключение из правила Граака отстреливать людей, которые подходят слишком близко, но не годятся в рабы. Сейчас Граак всерьез подумывает, что и это исключение пора возвращать в жесткие рамки правила. Он размышляет об этом, пока его шикарный, сделанный по спецзаказу челнок пролетает над Патроклом в сторону гор, где в переоборудованной старой шахте Граак принимает гостей. Разумеется, у него есть собственная резиденция на Кхар’шане, где проходит все от деловых встреч до оргий. Зал для переговоров на Патрокле обычно стоит закрытым, если только Грааку не нужно конфиденциально встретиться с кем-то, кого неудобно приглашать на территорию Гегемонии. Видо Сантьяго определенно относится к тем, кого в Гегемонии желали бы видеть в ошейнике и с клеймом, поэтому нет ничего удивительного, что Граак позвал его на Патрокл. А еще, если пристрелить Видо и сбросить его в старый отвал в шахте, никто его тут не хватится. Приятный бонус к недвижимости на хиреющих спутниках богом забытых планет.
— Так, может, всадить ему заряд дроби в башку, босс? — спрашивает Торн, озвучивая мысли Граака. Дело не в том, что Торн такой чуткий. Просто он любит с утра пораньше всадить кому-нибудь заряд дроби в башку. Это очень его бодрит.
— Может, — соглашается Граак и закидывает ногу на ногу. — Определенно, может. Но существуют же договоренности. Правила. Если вдруг окажется, что Сантьяго с нами честен, а мы прикопаем его под кустом, выйдет приятно, но неловко. Даже очень приятно, потому что этот говнюк мне порядком надоел. Но очень, очень неловко, потому что мне еще вести дела в этом секторе. Если пойдут слухи, что я убираю наемников, просто потому что они заебали, нанять кого-то станет сложнее. И дороже. Я не уверен, что готов платить такие деньги за удовольствие пристрелить Сантьяго.
— Так что же делать?
— Если окажется, что наш дорогой друг Видо на самом деле просто выполнил заказ и в мыслях не имеет ничего против нашего крепкого союза, то хер с ним. Пусть живет. Но он человек, Торн. Он человек, а людям всегда приходит в голову какая-то хуйня. Например, попытаться забрать и деньги, и заказ, а потом скрыться в неизвестном направлении. Как будто с Грааком можно так поступать, ха!
— Вы уверены, босс?
— Что со мной нельзя так поступать? Конечно, блядь, уверен! Или ты хочешь поспорить?
— Нет, босс!
— Тогда что за идиотские вопросы? Ты сегодня в ударе, Торн, как будто тебе и спинной мозг отстрелили!