- Так ты выходит, заливаешь проблемы детского садика?- удивленно воскликнула блондинка.
Толпа снова заржала. Но Дмитрий не смутился. Он развернулся спиной к стойке и вовсе уже не переживая, что стоит перед публикой в одних трусах, облокотился на нее обеими руками.
- Поверьте, вы все заливаете. Все заливаете свой первородный грех. Заливаете, пока не повзрослеете. Заливаете. А я так, балуюсь. Похоже, мои предки, когда пили, выпили все и за меня тоже. Я не переношу алкоголь. Вот этот стакан вполне способен меня убить. Так, что фраза, что завтра может не наступить, для меня сейчас вполне реальна.
- Ниче себе, - удивилась блондинка,- а как же ты с-с-с стрессом справляешься?
- Копаю могилы.
- Офигеть!- выдохнула она, и чуть, было со стула не упала, но потом справилась с равновесием, и заявила,- а, хотя, да, так психологи и говорят. Я в курсе. Все наши проблемы из детства, чувак в теме, Ё-Ё!
Дмитрий поклонился слегка театрально, чувствуя уже хорошую степень своего опьянения, ту самую.
- Еще немного и точка невозврата, Ё,- пробухтел он, но его уже несло,- да, копаю могилы, черт возьми. Только для того, чтобы рассмотреть свое это самое дно. Я, черт возьми, исследователь дна этого мира. Добраться до сути, увидеть его лицом к лицу, увидеть, где корень этих щупалец, которые тянутся из него. Я даже представил, что умер однажды. И представил, что лежу в той чертовой могиле.
- Да что ты? И что же случилось?- выдохнула блондинка.
Дмитрий посмотрел на нее.
- Представь. Случилось.
- И что же?
- Я испугался. Не просто испугался. Я обосрался. Когда я увидел его, хозяина дна, я не смог толком ничего ему сказать. Я думал, представлял, что заявлю громко и жестко, что типа, руки прочь. Напротив, как только он предложил мне вернуться к жизни, обычной человечьей, я тут же за нее ухватился. Я сдрейфил.
Дмитрий вздохнул.
- Да, мы сыкуны. И я сыкун тоже.
- Нет,- поправила его блондинка, и погладила синяк на его челюсти,- ты другой.
- Я сейчас услышал нотки сострадания?
Она отодвинулась от него. Но тут же улыбнулась.
- Ну, конечно. Я хочу тебе помочь.
- Вот тут вы и попались. Я вам расскажу о ваших проблемах. Получше психологов дипломированных.
Дмитрий посмотрел на Глеба.
- Вы неправильно людей поделили. Создатели, потребители – это поверхностная картина. Но если ты хочешь увидеть реальную картину, надо делить иначе. Есть те, что заражены страданием и те, что нет. Те, что его в принципе не испытывают. А страдание – это тот инструмент, на котором дно играет. Оно зовет нас при помощи страдания. Зовет к себе мягко, приятно, ведь ныть и жалеть себя охренено приятно. Благодаря ему к вам сюда эти создатели, и падают.
Вот ты видишь кого-нибудь в какой-то беде, нужде, неважно какой, и ты понимаешь эту беду. Чувствуешь ее, как свою – все вы попали. Сострадание зацепило вас. Те, кто наверху никому и никогда не сострадает. Запомните это. Хотите туда, наверх? Не сострадайте.
- А ты?- спросила блондинка,- ты сострадаешь?
- Я не стремлюсь наверх. Я ползаю по дну, и собираю черепки, что больно по башке моей бьют,- проговорил Дмитрий, вспоминая разговор с тощим.
- Нет, здесь ты палку перегнул. Сострадание человека отличает от зверей.
- Нет,- протянул Дмитрий,- сострадание – это тоже самое, что и страдание, но только ты страдаешь вместо другого.
Дмитрий посмотрел на Глеба.
- Вот ты, ты другой. Ты оттуда,- он ткнул пальцем в потолок,- сверху. Тебе и объяснить это непросто. Так что поверь мне на слово. Ты не испытывал к ней,- он указал на блондинку,- никакого сострадания. Ты не помогал, не лечил гнивший палец. Ты его отрубил. И тем самым помог. Если бы лечил, сострадал, вы бы ползали теперь вместе по дну, и ненавидели б друг друга.
Сострадание – это такая же зараза, инфекция, способная разрушить тебя изнутри. Это когда ты видишь чью-то проблему и чувствуешь ее, как свою – так говорят всякие святоши. Но тогда все, скажу я, щупальца чужого дна охватили тебя. И сделали это дно уже твоим.
- А как же Бог? Он же испытывает сострадание?- спросил Глеб.
- Черта с два! Бог не испытывает никакого сострадания к нам, людям. Не больше, чем самурайский меч, когда рубит тот же больной палец. Бог также не хочет очутиться на своем каком-то там дне.
- Ну, так невозможно,- не отступал Глеб,- а как же милосердие? А помощь? Выделяют же огромные средства для поддержания бездомных, для тех, кто в беде? И кто выделяет? Тот, кто сверху!
- Милосердие? Возможно,- задумался на секунду Дмитрий,- да, тем людям, что там, наверху и понятия не имеют, что есть дно, возможно, позволительно испытывать милосердие. Нет, скорее даже, настоятельно рекомендовано. Они потому и выделяют миллионные средства для поддержания тех, кто копошится в дне, чтобы они продолжали это делать. Только для того, чтобы не перевернулся этот мир. Если пропадут все страдальцы, будет конец. Это все равно, как пропали бы черви из земли.