- Ваш знакомый сказал вам правду. И таксист, действительно, не самая ваша большая проблема. В вашем районе пропало три человека. Это,- она сделала глубокий вдох, будто справляясь с тем, что должна от себя же услышать,- друзья начальника управления полиции. Есть информация, что с их пропажей также, как-то связаны вы. Я не должна вам этого была говорить. Но ….
- Я вам сказал все, что знал. Или заприте уже в камеру, если считаете, что я в чем-то виноват. Или выпустите. Черт, я больше всего на свете, не могу сейчас выдерживать неопределенность!
Последнее предложение он проговорил очень жестко. Капитан даже отпрянула от него.
Она протянула ему свою визитку. Дмитрий ухватился за нее, словно она была соломинкой, той самой. Но капитан Новикова ее не выпускала из своей руки. И смотрела ему в глаза.
- А ты не помнишь меня?
- Простите?
- Двор, дом под номером пятнадцать, маленькая девочка в розовом шарфе. А ты еще спрашивал, для чего мне шарф, когда на улице тепло. Я не успела тогда ответить. Ты был занят. Как мне казалось, в разбойников играл или догонялки.
Это был последний удар, прилетевший из прошлого, который Дмитрий мог выдержать. Он вспомнил ту самую девчонку, которая с неподдельным интересом наблюдала, как он нарезал круги, убегая от ленькиной банды. Как он хотел остановиться и говорить с ней. Но бежал.
- Да, вспомнил.
- Странно, да? В одном месте вдруг встретились три человека тех давних событий. И при таких, очень странных обстоятельствах.
- Ничего странного,- тихо, практически прошептал Дмитрий,- ничего. Знала бы ты, чему мне в последнее время приходится быть свидетелем.
- Только подозреваю,- ответила она,- рассказал бы.
- В другой раз.
Картина пятнадцатая. Направление - конечный пункт ДЭПО
Все последнее время Дмитрий думать уже ни о чем ином не мог, кроме, как о написании картин. И он уже не просто об этом думал или жил этим. Он этим болел. А мир действительно, этого невозможно было не заметить, странным образом эти самые сюжеты предоставлял. Вбрасывал их прямо в его наболевшую душу, в его воспаленный разум. Мир подобно карточному домику складывался внутрь, сам в себя, при этом Дмитрия засасывая в самую воронку. Вежливо приглашая рассмотреть все свои приводы, шестерни и жернова.
Дмитрий, выпав из дверей полицейского участка, а по-иному и не скажешь. Он именно выпал, и теперь шел, брел, понимая, или пока, возможно, только представляя для себя, что проваливается в эту воронку-дыру, вдруг возникшую в этом окружающем его пространстве. Теперь он сам ощутил себя персонажем одной из собственных картин. Даже представил, как тонкие, но липкие щупальца этого самого охватившего его рокового провала, уже не просто коснулись его. Они уже его уверенно держали.
- Я сам персонаж собственной картины,- пробубнил он про себя. И даже посмотрел куда-то вверх, дабы здоровенную кисть узреть, которая вот-вот опустится, чтобы сделать новый, или даже, наоборот, последний сумасшедший свой мазок. И проклянет и отправит, собой все сущее отравлять, и в пустошь превращать. Как когда-то эта же невидимая рука отправила Каина.
И даже захотел услышать что-то в ответ. Громкое, весомое, уничтожающее и безапелляционное. Откуда-то сверху. И ответ, отчего-то хотелось услышать, непременно исполненный голосом собеседника. Ведь с него все и началось. Теперь только он мог как-то пролить свет на происходившее вокруг. Какое-то философское развитие этой, вдруг прорисовавшейся ситуации. И даже приготовился его услышать. Но, если там кто-то и собирался ответить, вдруг возникший внешний шум его заглушил. А потом и само, производившее этот шум действие, оказалось прямо на пути.
Какой-то человек, довольно неухоженного, неопрятного вида, пытался собирать рассыпавшиеся по дороге коробки, небольшие ящички, какие-то шкатулки. Они падали на землю, раскрывались. От них отлетали маленькие обломки. А руководила этим процессом толпа молодых хулиганов. Они хватали коробки, вскрывали их, и, убедившись, что те ничем ценным наполнены не были, швыряли их прямо в человека. При этом, как сумасшедшие ржали.
- Чего за ящики? Какого таскаешь их везде?
- Да ну, на фиг, они пустые?!
И трясли ими, хлопая крышками, демонстрируя ими представляемую бесполезность.