Билл молча лежал, не имея ни сил, ни желания вмешиваться в их перепалку. Чуть отвернулся, переведя взгляд, и почувствовал как сердце, дернувшись, замерло где-то в горле. Глаза испуганно расширились, воздуха стало катастрофически не хватать. В дверях, привалившись плечом к косяку, стоял Том. Взгляд был холодный, насмешливый и совершенно чужой. Поняв, что его, наконец, заметили, гитарист ухмыльнулся и, не произнеся ни слова, скрылся из вида. Билл дернулся, собираясь вскочить, догнать и все объяснить, но прошившая тело боль не позволила этого сделать. Соединенный с ним аппарат лихорадочно запищал, реагируя на внутренне состояние…
– Что? – перепугалась Симона. – Билл, что случилось?
– Том, – прохрипел он. – Том все слышал. Он не простит.
– Уходите, – тут же приказала женщина посетителям. Те замялись, не зная, как поступить. – Уходите немедленно! Вы уже достаточно сделали! Оставьте нас в покое! – сорвалась на крик она. Как только в палате не осталось посторонних, Симона села рядом с сыном и принялась гладить его по голове, приговаривая. – Он простит, слышишь? Он очень сильно тебя любит и обязательно простит. Только надо дать ему время, он успокоится, придет в себя и простит. Ты же у меня замечательный, тебя невозможно не простить, – женщина наклонилась, осторожно обнимая, стараясь не причинить лишней боли и целуя его в лоб.
– Я думал, ты на меня злишься, – прошептал Билл, обнимая маму в ответ и пряча лицо на ее груди.
– Злюсь. Но ты мой ребенок, и я тебя люблю. Даже когда ты ведешь себя как самая настоящая бестолочь, – Билл издал какой-то странный звук, похожий на фырканье и всхлип одновременно и еще сильнее сжал Симону в объятиях.
19.
Билла разбудил вкусный запах домашнего печенья. Мама опять что-то пекла, стараясь его порадовать. Парню казалось, что с тех пор как его выписали из больницы, мама только и делает, что печет и суетится вокруг него, не оставляя ни на секунду. Она даже отпуск взяла, чего не делала уже давно. Биллу была приятна ее забота, но очень хотелось побыть одному и подумать.
В больнице он провалялся две недели, и все это время приходилось мириться с чьим-то присутствием. Постоянно мелькающий перед глазами медперсонал. Мама, круглосуточно дежурящая у его кровати. Прибегавшая несколько раз Франсин, благодаря болтовне которой получалось хоть ненадолго отвлечься от печальных мыслей. Каждый день приходил Фрэнк, который чувствовал себя очень виноватым, из-за всего произошедшего. Симона сначала шипела и кривилась при виде профессора, но потом смирилась, видя, как благотворно влияют на сына эти визиты.
Билл действительно был очень рад видеть своего учителя, потому что так он получал информацию о Томе. Никто не знал почему, но именно с Фрэнком гитарист согласился обсудить свои проблемы. В подробности этих разговоров профессор, естественно не вдавался, но Биллу было достаточно просто знать, что с Томом все в порядке, он здоров и начинает потихоньку приходить в себя. А еще профессор Эдвардс предложил Биллу работу на кафедре, и тот согласился, радуясь, что не придется возвращаться в ненавистный супермаркет.
После того как его выписали, Билл вернулся домой, договорившись с Фрэнком, что приступит к работе после окончательного выздоровления. Дома было намного тише и спокойнее. Билл сидел в своей комнате, выбираясь из постели только в случаях крайней необходимости, и тосковал. Прошло уже целых три недели, а Тома он так и не видел. Точнее он видел его несколько дней назад, во время предварительного слушания, но поговорить гитарист так и не пожелал, упрямо делая вид, что в упор его не замечает.
Для Билла несколько часов заседания прошли как в тумане. Он машинально отвечал на вопросы, стараясь не отвлекаться. Вслушивался в слова импозантного, уверенного в себе мужчины, адвоката Рэйчел, который требовал не доводить дело до суда, по причине невменяемости его клиентки. Сама девушка выглядела поникшей и совершенно безучастной к происходящему. Уже сейчас было понятно, что Рэйчел, по результатам освидетельствования, скорее всего, признают недееспособной и приговорят к принудительному лечению. Именно этого добивался ее адвокат, и в том, что у него получится получить желаемый приговор, сомневаться не приходилось. Биллу, в принципе, было все равно, что с ней будет, лишь бы держалась подальше от него и Тома. Он даже немного жалел девушку, совершенно не испытывая к ней ненависти.
В кабинете судьи Том сидел недалеко от него и холодно смотрел прямо перед собой, так ни разу и не повернувшись. Билл с жадностью вглядывался в его лицо, находя малейшие изменения во внешности. Том выглядел энергичным и отдохнувшим, правда, похудел немного, из-за чего черты лица заострились, и парень стал казаться старше. Билл разглядывал переплетенные по-новому косички и непривычно узкую одежду, мечтая вскочить, наплевав на окружающих, подойти и прижаться всем телом.
Билл твердо решил, что даст ему месяц, посчитав, что этого срока вполне достаточно для того, чтобы прийти в себя и обдумать сложившуюся ситуацию, а потом поедет и заставит себя выслушать, во что бы то ни стало. Сдаваться так просто он не собирался. Да он виноват, но, черт возьми, он ведь действительно смог помочь, распутав весь этот клубок. Ни разу не предал, рассказав что-то посторонним. И вообще Том сам виноват в том, что заставил в себя влюбиться, он, Билл, ничего подобного делать не планировал!
Услышав тихий стук в дверь, Билл приоткрыл один глаз и посмотрел на маму, с удивлением отметив отсутствие подноса с едой в ее руках. Он вроде как страдал, и к общению был не расположен, но, несмотря на это, есть почему-то хотелось.
– Завтракать будешь? – спросила Симона, останавливаясь рядом с кроватью. За сына она волновалась, но его выкрутасы ей порядком уже поднадоели.
– Буду, но ты не принесла, – буркнул Билл, зарываясь лицом в подушку.
– Ты вполне уже способен передвигаться самостоятельно, так что спускайся на кухню, все готово.
– Я вообще-то болен! – возмущенно отозвался он. – И ты, как хорошая мать, обязана обо мне заботиться!
– Как хорошая мать, я обязана не дать тебе погрязнуть в самокопании и мнимой депрессии, – насмешливо фыркнула Симона. – Так что, если хочешь получить свой завтрак, вставай, иди в душ, и чтобы в халате я тебя не видела! – и она с совершенно спокойным выражением лица вышла из комнаты.