Том ополоснул кружку, схватил лежащие на столике ключи и вышел из квартиры. Пора было ехать в аэропорт, на неприятности нарываться пока не стоило, за опоздание, до сих пор злой Дэвид, точно оторвет ему башку. Приехал он на удивление быстро, застав на месте только продюсера, оживленно разговаривающего по телефону, и дремлющего в кресле Густава. Приветственно махнув Йосту рукой, Том показал на бар, решив выпить еще кофе, пока есть время.
Он сидел, потягивал горячий напиток и оглядывался по сторонам, ни о чем не думая. Улыбнулся, заметив двух мальчишек, бегающих друг за другом, держа над головами маленькие игрушечные самолетики. Видимо, у них было что-то вроде гонок. Мальчишки были милыми, забавными и очень увлеченными своей игрой.
Допив кофе и расплатившись, Том пошел к своим. Пора. Уже подтянулись Макс с Георгом и скоро объявят их вылет. Сев в пустое кресло рядом с Густавом, Том невидящим взглядом уставился на замысловатый рисунок мраморного пола. Было какое-то странное чувство. Будто он что-то упускает. Что-то очень важное. Что-то такое, что непременно нужно вспомнить, иначе будет плохо.
Том задумался, заново прокручивая сегодняшнее утро, вспоминая, все ли он выключил и закрыл. Кофеварка отключалась автоматически. Дверь он точно замкнул. Машина в безопасности, на стоянке аэропорта. Бумажник в баре не остался.
Вдруг, как в замедленной съемке, Том увидел мальчишек и маленькие самолеты у них в руках… и ничего. Только улыбка и чувство легкости при виде милой, забавной сценки.
– Я не могу сейчас ехать… – пробормотал Том, до конца не понимая, что говорит это вслух.
– Что? – встрепенулся Йост.
– Мне нельзя сейчас уезжать. Я остаюсь, – громче и увереннее проговорил Том.
– Какого черта? О чем ты вообще говоришь?
– Я остаюсь, – повторил он твердо, поднимаясь на ноги. – Приеду завтра. А лучше послезавтра. Вы и без меня там справитесь.
– Ты соображаешь, что ты несешь вообще, мать твою?! – заорал Дэвид, тоже вскакивая со своего места. – Посадку через десять минут объявят. У нас работы край непочатый! Завтра съемки с самого утра начнутся, а неустойку за задержку, по нашей вине, между прочим, мне выплачивать придется! А он какую-то хе*ню мне втирает, как малолетка. Ты меня достал! Если сейчас уйдешь, я тебя уволю к чертям…
– Я не могу никуда ехать без своего помощника! – рявкнул Том и, схватив сумку, сорвался с места.
Он оглянулся на секунду, услышав громкий окрик Дэвида. Хохотнул, увидев, как к продюсеру подскочил сияющий Макс и, сверкая неотразимой улыбкой, начал что-то говорить, энергично размахивая руками и преграждая дорогу. Не обращая больше ни на кого внимания, Том побежал к выходу из здания аэропорта, радуясь, что решил ехать на своей машине и потратиться на платную стоянку. Зато сейчас нет необходимости брать такси.
Пробки. Чертовы пробки на дорогах, задержали его часа на два. Он не видел Билла целую вечность и, казалось, что еще несколько минут отсрочки он физически выдержать не в состоянии. Том ругал себя последними словами за то, что целых три недели, как последний кретин, корчил из себя оскорбленную невинность, упиваясь мнимой обидой, которая нахрен никому не сдалась, только мучая этим их обоих.
Как же дико он соскучился. По нарочито серьезному взгляду, готовому в любой момент сорваться на улыбку. По запаху. По полным желания и смущения прерывистым вздохам. Том столько всего хотел ему сказать. Он даже план составил, пока торчал в автомобильной ловушке. Первым делом наорать за то, что обманул. Во-вторых, потребовать полный отчет о проведенном без него времени. А потом затащить в постель и не выпускать, по меньшей мере, месяц. И плевать на все. На работу, Дэвида, гастроли. Даже на Симону плевать, хотя она – Том был совершенно точно в этом уверен – должна его понять и поддержать.
Том нервно выстукивал на руле какой-то странный мотив. Матерился, без конца поглядывая на часы. Включал радио. Снова его выключал, раздражаясь от звуков жизнерадостного мужского голоса. А потом, когда удалось вырваться, с занудством престарелой миссионерки контролировал стрелку спидометра, стараясь не превышать скорость. Стычки с полицией ему сейчас были совершенно ни к чему.
Машину он бросил где-то на обочине, не позаботившись поставить как следует. Взлетел на крыльцо и громко настойчиво постучал, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения. В горле образовался болезненный ком из-за рвущихся наружу слов. Дверь не открывали. Том постучал громче, под конец ударив кулаком со всей силы.
Послышались шаги. Тихое недовольное бухтение. Дверь медленно открылась, и Том наконец увидел его. Бледный, взъерошенный, как подравшийся воробей, совершенно не накрашенный, одетый в растянутую полинявшую футболку и старые джинсы. Худой до невозможности. Самый красивый на свете.
Том стоял и смотрел, не в силах выдавить из себя ни звука. Он точно знал, что стоит только начать говорить, и его уже невозможно будет заткнуть до тех пор, пока не выскажет все, что намеревался, но первое, самое главное слово категорически не хотело срываться с губ.
Билл тоже молчал. Застыл, уставившись на него огромными глазищами, словно не веря, дышал тяжело и молчал. Потом его глаза заблестели, а нос стремительно начал краснеть. Билл часто заморгал и отвернулся в сторону, как-то странно засопев. Том сделал два больших шага, на ходу захлопывая дверь, сгреб его в охапку и сильно прижал к себе, наплевав на то, что, наверное, делает больно неосторожными движениями. Билл расслабился в его руках и облегченно выдохнул, как будто, наконец, получил передышку после тяжелой работы.
Том зарылся лицом в его волосы, чувствуя, как тонкие пальцы впиваются в спину, сминая футболку, и счастливо улыбнулся. Главным сейчас было ощущение того, как нервно в его руках подрагивает тощее тело, а сказать все, что хотел, он еще успеет.