В действительности же Уиндем-Матсон был чрезвычайно могущественным.
Ему принадлежал контрольный пакет акций целого ряда предприятий, торговые фирмы, недвижимость, да еще и «Уиндем-Матсон Корпорейшн».
Проследовав за стариком, Фрэнк распахнул дверь в цех. Там грохотали станки, которые он ежедневно видел вокруг себя в течении многих лет, люди за станками, воздух, наполненный пылью, тусклое освещение, суета движений.
Вот сюда и вошел старик. Фринк ускорил шаги.
— Эй, мистер Уиндем-Матсон! — позвал он.
Старик остановился возле начальника цеха, человека с волосатыми руками по имени Эд Мак-Карти. Они одновременно посмотрели на Фринка, когда он подошел к ним.
Нервно облизнув губы, Уиндем-Матсон сказал:
— Очень жалко, Фрэнк, но я уже ничего не могу сделать, чтобы взять вас назад. Я уже нанял на ваше место человека, полагая, что вы не вернетесь. После всего того, что вы сказали.
Его маленькие черные глазки часто забегали из стороны в сторону.
Фринк знал, что уклончивость было его наследственной чертой.
У старика это было в крови.
— Я пришел за своим инструментом и ни за чем более, — сказал Фринк.
Его голос — он был рад это слышать — был твердым и даже резковатым.
— Ну, посмотрим, — промямлил Уиндем-Матсон.
У него не было четкой линии относительно статуса инструментов Фринка.
Он адресовался к Эдди Мак-Карти:
— Думаю, что это по вашему ведомству, Эд. Наверное вы сможете уладить здесь все, что касается Фрэнка. У меня другие заботы.
Он взглянул на карманные часы.
— Знаете, Эд, я переговорю с вами об этой накладной позже. Мне еще нужно кое-куда сбегать.
Он похлопал Эдди Мак-Карти по руке и поспешил прочь, не оглядываясь.
— Ты пришел, чтобы снова стать на работу? — спросил, помолчав, Мак-Карти.
— Да.
— Я горжусь тобой. Ты здорово вчера высказался.
— Я тоже страшно горжусь, — сказал Фрэнк. — Но — бог мой — я не могу так же хорошо работать где-то в другом месте.
Он чувствовал себя побитым и беспомощным.
— Ты ведь знаешь это.
Раньше они частенько обсуждали свои проблемы.
— Нет, не знаю, — сказал Мак-Карти. — Ты справишься с любой проблемой не хуже любого другого на побережье. Я видел, как выдал деталь, всего за пять минут, включая и чистовую полировку. Вот только сварка…
— А я никогда не говорил, что могу варить, — отозвался Фринк.
— А ты никогда не думал завести собственное дело?
Фринк, захваченный врасплох, застыл.
— Какое дело?
— Ювелирное.
— Да ну тебя, ради Христа!
— Заказы, оригинальные изделия, а продавать будут другие.
Мак— Карти отвел его в угол цеха подальше от шума.
— Тысячи за две ты смог бы снять небольшой подвал или гараж. Когда-то я рисовал эскизы женских сережек и кулонов. Помнишь ведь — настоящий модерн.
Взяв кусок наждачной бумаги, он стал рисовать, медленно и упрямо.
Заглянув ему через плечо, Фринк усидел эскиз браслета с орнаментом из расходившихся и переплетавшихся линий.
— А разве еще существует рынок ювелирных изделий? — спросил Фринк.
Все, что он когда-либо видел, было традиционными — даже старинные — изделиями прошлого.
— Кому нужны современные американские вещи? Их не существует вовсе, во всяком случае теперь, после войны.
— Сам создай рынок, — посоветовал сердито Мак-Карти.
— Ты хочешь сказать, что и продавать я буду сам?
— Пусти их в розничную продажу через магазин, вроде… как он называется? На Монтгомери-Стрит — большой шикарный магазин произведений искусства.
— Американские Художественные Промыслы, — сказал Фринк.
Он никогда не заходил в магазины столь дорогие и фешенебельные, как этот, так же, как и подавляющее большинство американцев. Только у японцев были такие деньги, чтобы делать покупки в подобных магазинах.
— Ты знаешь, что там продают? — спросил Мак-Карти. — И на чем наживают состояния? На тех чертовых серебряных пряжках для поясов из Нью-Мексико, которые делают индейцы. Всякий хлам, который производят для туристов. Это считается модным искусством.
Какое— то время Фринк разглядывал Мак-Карти, не решаясь открыть рот, а потом сказал:
— Я знаю, что они там продают. И ты тоже знаешь.
— Да, — сказал Мак-Карти.
Они оба знали, потому что они оба имели к этому делу самое прямое отношение, и довольно давно.