- Но сейчас не об этом. У меня ведь другая рана кровоточит, просто ее корни уходят в далекое детство, юность. Вижу, вы не зеваете от скуки и безысходности, тогда я, с вашего позволения, начну тот рассказ, который, собственно меня и привел сюда. Мне сейчас очень нужно, чтобы меня просто выслушали, а все мои немногочисленные подруги если не умерли, то жалуются на слух. А если со слухом все более-менее, то им точно не до моих воспоминаний. У всех их и своих проблем в жизни с лихвой хватило… Так я вот решилась нанять того, кто все-таки сможет выслушать историю моей жизни, если конечно вы не возражаете?
Я, возражаю? Ну уж нет. Я только могу возражать против слова «нанять», но и то, об этом не сейчас.
Мое сердце учащенно забилось, искренне радуясь привалившей работе, да еще столь неожиданной. Я чувствовала, что получу море удовольствия от путешествия во времени, пусть и не заработаю при этом ни копейки.
- Василина Степановна, опуская банальные слова «в этом и заключается моя работа», я с удовольствием выслушаю вас. Мне правда, очень интересно.
Я моментально представила себя в таком почтенном возрасте, со своими оглохшими Анфисой, Ангелинкой, Каролиной, Лизой, дай Бог дожить, и мне вдруг стало страшно. А если мне тоже не с кем будет поделиться? Вдруг история моей жизни тоже никому не будет нужна и интересна? Это, наверное, слишком больно. Да и страшно, наверное. Это сейчас мы с девочками с азартом чешим языками, нам все друг о друге интересно, а что с нами станет через лет ммм… сто? Да уж, об этом я как-то никогда не задумывалась, и, наверное, пока повременю.
- Тогда я, Наденька, начну. Так хочется свою жизнь по запчастям перебрать. Вспомнить, простить, забыть, отпустить… А то ведь дома хоть волком вой, все о Юрочке напоминает, а разве я могла знать в юности, что доживу до того момента, когда не будет его рядом. Когда не кому будет меня пожалеть. Когда не с кем будет повздорить. Когда не кому будет сказать «с добрым утром» и «спокойной ночи». Скажешь, у меня ведь есть дети и внуки. А что они? У них свои жизни. Они создают свои истории, и я их за это ни в коем случае не осуждаю. Так должно быть, все люди должны полноценно проживать свою собственную историю. Я не хочу никому быть обузой. А единственный человек, который с благословения небес должен был быть всегда рядом, который и в горе и в радости, это твоя вторая половинка. Муж и был моей личной историей, моей радостью, и только когда он покинул меня, я сполна ощутила всю «прелесть» одиночества. Если бы вы, Наденька, только представить могли, как это невыносимо больно, а слез уже почти не осталось…
ГЛАВА 2
… В далеком 1944, мы с мамой жили в селе Гарбузин, на Черкасщине. Отец уже два года как воевал, а больше из нашего семейства никого не осталось. «Жили», конечно, слишком красиво звучит. Так, существовали, прислуживая то нашим, то немцам. Спасибо Господу, и те и другие встречались более-менее человечными, и нам удалось избежать сильных побоев и изнасилований, как часто случалось в те времена. Хотя я видела однажды, как мама заплаканная и растрепанная выходила из сарая, но она ни словом не обмолвилась, а я не стала лезть в душу.
Изо дня в день мы старательно готовили обеды, стирали, лечили тех, кто был у власти в нашей деревне. Не спорили, не бросались грудью на амбразуру, не скандалили, просто пытались выжить. Получилось.
Зимой сорок четвертого, наша деревня выглядела просто ужасно. Белый снег был черным от копоти сожженных домов. Грязь практически вокруг была вперемешку с кровью как наших, так и немцев. Все вокруг горело, дымилось и взрывалось. От постоянных залпов автоматов и взрывающихся снарядов, в ушах стоял неимоверный гул.
Мама ежедневно молила Бога, чтобы только он уберег отца, а я… Я молила его о завтрашнем дне, который вполне мог и не наступить. Мне было всего семнадцать, совсем еще дитя, которое не знало что значит быть сытой, довольной, счастливой, а так хотелось… Жизнь только начиналась, а все, что происходило вокруг, было на столько страшно, что я до сих пор закрыв глаза вздрагиваю, как будто это было только вчера.
В один из лютых февральских дней, а именно такими раньше были зимы, не то что нынче. Как сейчас помню - восемнадцатого числа, я поздним вечером вышла во двор. В то время нашу деревню уже освободили от захватчиков и бои велись в Корсуне, нашем районном центре. Я спешила за сарай, в уборную, а разинув рот, заодно успела полюбоваться редкими звездами. Как они были прекрасны в ту ночь, как завораживали… Их было не так много, как хотелось бы. Мы уже давно не видели синего неба. Но в ту ночь, дым немного развеялся. Тучи тяжелые и черные, были разорваны, и кусками плавали по небу, давая хоть малую возможность взглянуть на что-то невероятно прекрасное.
От неимоверного холода, я поеживалась в старенькой фуфайке, но в дом не торопилась, даже справив нужду. Так меня заворожило поднебесье… В один момент, когда тяжелая мрачная туча открыла моему взору кусочек звездного неба, я увидела как с него сорвалась одна яркая звездочка. Она очень быстро погасла, где-то там, в недосягаемости, но я все же успела загадать желание – «Полюбить».
Возможно, это странно, но в тот момент мне не хотелось ни мирного неба, ни спокойных дней. Самым большим моим желанием была любовь. Я так боялась, что умру так и не испытав этого загадочного, практически неведомого в те времена чувства. Хотя, может и «ведомого» кому-то, но не видимого, если быть точной. Я хотела познать его больше всего на свете, а потом и умирать не страшно. Думала тогда я, и могу с уверенностью сказать, что и сейчас так думаю. Это самое лучшее, что было со мной за всю жизнь. А она у меня выдалась не столь и короткой, так что я смело об этом заявляю. Любовь в нашей жизни – это все, Наденька.
В те страшные дни, когда вокруг была разруха и смерть, чего могла хотеть юная девчонка? Мне было наплевать на голод, который я стойко переносила. К трупам и крови, быстро привыкаешь. Ко всему в жизни можно привыкнуть, вот только не очень хотелось подстраиваться под те условия, которые мне диктовала та самая жизнь. Хотелось простого человеческого счастья. Так хотелось жить, а не выживать. Так хотелось любить и быть любимой. Я уже тогда догадывалась, что именно в слове «любовь» скрывается весь смысл нашей жизни. Да и вообще счастливой я никогда себя не чувствовала, а так хотелось…
Сейчас в это трудно поверить, ведь нужно было мечтать о жизни, но тогда я была всего лишь юной романтичной особой, которая живя в жутчайшем страхе, находила время для мечтаний. В те далекие семнадцать как-то все, что меня тогда окружало, не выглядело таким страшным, как сейчас помнится. Я ничего не боялась. Наверное, просто верила. Спроси у меня сейчас - откуда во мне бралась вера в светлое будущее и счастливый исход страшных дней? Как мне удавалось закрывать на все происходящее вокруг глаза и представлять свою счастливую жизнь? Как в разгар военных действий мне удавалось сохранять наивность? Я не смогу дать ответа.
Возможно, это просто молодость, в которой так хотелось успеть полюбить, выйти замуж, нарожать детей. Возможно, именно в мечтах была заключена моя собственная сила выживания. Да это, собственно, уже не имеет особого значения. Главное, что моим мечтам было суждено сбыться. Хотя в то время это была непозволительная роскошь.
Так вот, едва в моей голове мелькнуло это «полюбить», как тучи вновь затянули все небо, и разглядывать моментально стало нечего. Все вокруг вновь стало черным, от чего стало еще холоднее. Расстроенно вздохнув, я решила уйти прочь, но тут-же остановилась. Мое внимание привлек какой-то шорох, движение. Вертя головой то в одну, то в другую сторону, я ничегошеньки странного не обнаружила.
Первая мысль - показалось. Потом мне показалось, что все-же кто-то пытается пробраться к нам во двор. Скорее всего, какое-то дикое животное, совершенно случайно выжившее в схватке с войной. Продолжая внимательно всматриваться в пустоту, гоня прочь мысли о холоде я, наконец, увидела ЕГО.