Но на этот раз, возможно из-за дождя, вода в кранах клокотала. Молодой человек разделся, указательным пальцем поправил брови и редкие волоски на груди, принял душ, надел фланелевую пижаму, закутался в одеяло и перекусил тем, что нашлось, а нашелся прошлогодний абрикосовый джем и кусок вчерашнего ржаного хлеба.
– В банке джема, открытой в понедельник, никогда не заведется плесень! – Раз в неделю мать с автобусом посылала ему домашнюю еду, а по телефону сопровождала ее советами. – А книгу ни за что не открывай в первый раз во вторник. Испокон веков понедельник считается самым хорошим днем для начала. Вторник – день пропащий, пустой. Я бы даже сказала, просто никудышный.
Улыбнувшись при воспоминании об этих словах, которые были чем-то вроде тайного компонента абрикосового джема, Адам Лозанич сообразил, что сегодня как раз понедельник. И может быть, именно поэтому, несмотря на то что он устал, продрог, да к тому же еще и расстроен тем, что в Национальной библиотеке упустил возможность попытаться читать вместе с девушкой, окруженной нежным ароматом, он, только благодаря присказке своей матери, взял в руки загадочную книгу, переплетенную в сафьян.
– МОЕ НАСЛЕДИЕ. Написал и издал за собственный счет господин Анастас С. Браница, литератор, – прочел он вслух титульную страницу, а удары молотка ознаменовали начало работы сувенирщика над очередной композицией из засушенных цветов.
– Белград, тысяча девятьсот тридцать шестой год! – умышленно повысив голос почти до крика, прочитал он и мелкие буквы, и цифры, зная, что сосед не переносит громкого чтения – этот мрачный тип не раз говорил ему, что не обязан слушать его декламации.
– Сосед, и откуда вы только выкапываете ваши стишки?! Читали бы лучше то, что все нормальные люди читают, вот у меня, например, до праздников нет времени даже заглянуть в газету, и было бы совсем неплохо работать и слушать от вас новости. Расходы можно поделить – вы покупаете ежедневные газеты, а я еженедельники… – такими словами он встретил его как-то раз, давно уже, столкнувшись с ним внизу, на стоянке, после экзамена по литературе Ренессанса и барокко.
Перелистнув последнюю страницу книги, Адам Лозанич из всех общепринятых сведений нашел только следующее:
– Типография «Глобус», Космайская улица, двадцать восемь, телефон двадцать два, тире, семьсот девяносто четыре.
Постукивание затихло. Но только для того, чтобы прозвучал раздраженный голос:
– Потише можно?!
После этого молоток снова застучал с равномерностью метронома, а молодой человек принялся рассматривать переплет. Марокен исключительно тонкой выделки. Крашеная козья кожа, усыпанная крошечными запятыми пор. Такой, самого высшего качества и красоты, веками изготовлялся в марокканском городе Сафи, по которому и получил свое название. Книга загадочного человека и, как выяснилось, загадочного автора была переплетена именно в такую кожу, а не в ее дешевую имитацию, которую в наше время переплетчики обычно стараются подсунуть клиентам. Вдоль кромки и по корешку тянулась мастерски вытисненная ветвь виноградной лозы.
Снова раскрыв книгу и пропустив титульную страницу, Адам прочитал нечто вроде эпиграфа, напечатанного курсивом в черной рамке: «Этот роман появился благодаря огромной и неразделенной склонности к мадемуазель Натали Увиль, одаренной художнице и жестокой возлюбленной, поэтому его окончательная версия посвящена всем предкам моего рода и блаженной памяти моей матери Магдалины, скончавшейся от коварной лихрадки 3 октября 1922 года В день святого Иоанна 7/20 января 1936 года – Анастас С. Браница».
Да, глаз корректора, трудившегося по договору в журнале «Наши достопримечательности», сразу заметил недостающую точку после года. А потом и отсутствие буквы «о» в слове «лихрадки». Но он был совершенно уверен, что заказчика интересуют вовсе не такие исправления. Что бы ни значили слова «вас будет ждать моя супруга», Адам Лозанич успокаивал себя тем, что так или иначе, а чтение он все-таки начал в понедельник, благоприятный день для любого начала. К завтрашнему утру он выспится, отдохнет и поймет, что нужно делать. Однако, не в силах устоять, он взял карандаш и втиснул между «лих» и «радка» пропущенную букву «о». И это слово, это трепещущее слово заставило его заметить, что и сам он дрожит как в лихорадке. Неужели простудился?! И как раз тогда, когда у него такая важная работа! И такая высокооплачиваемая!