Седло и стремя
Севьян Израилевич Вайнштейн
Михаил Васильевич Крюков
Седло и стремя
Спор у Медного Всадника
И прямо в темной вышине
Над огражденною скалою
Кумир с простертою рукою
Сидел на бронзовом коне.
…— Завершая нашу встречу с этим выдающимся творением скульптора Фальконе, я хочу еще раз подчеркнуть глубокий реализм образа Петра, необычайно удачную ритмическую связь его фигуры с конем, а всего изваяния — со скалой-постаментом, — громко произнесла молодая девушка-экскурсовод, обращаясь к группе стоявших возле нее людей.
— Скажите, — прервал ее один из присутствующих, — а что — разве Петр I не пользовался стременами? Ведь на статуе их нет!
Этот вопрос не был для экскурсовода неожиданным: ей, как видно, и раньше задавали его.
— В жизни царь, конечно же, пользовался стременами, — отвечала она своим хорошо поставленным голосом, — но талантливый скульптор, стремясь подчеркнуть целеустремленность преобразователя России, счел эту деталь, как, впрочем, и седло, излишней. Напомню вам, что писал по этому поводу Радищев в своем известном «Письме другу, жительствующему в Тобольске» 8 августа 1782 года, то есть на следующий день после открытия монумента: «Узда простая, звериная кожа вместо седла, подпругою придерживаемая, суть вся конская сбруя. Всадник без стремян в полукафтанье, кушаком перепоясан, облеченный багряницею, имеющ главу, лаврами венчанную, и десницу простертую… Но позволь отгадать мне мысли творца образа Петрова. Крутизна горы суть препятствия, кои Петр имел, производя в действо свои намерения; змея, в пути лежащая, — коварство и злоба, искавшие кончины его за введение новых нравов; древняя одежда, звериная кожа и весь простой убор коня и всадника суть простые и грубые нравы и непросвещение, кои Петр нашел в народе, который он преобразовать вознамерился…»[1]
Эрудиция экскурсовода подавила толпу. Но в наступившей тишине неожиданно прозвучал голос какого-то скептика:
— Может быть, дело и не в этом. Ведь Петр изображен в одеянии древних римлян, а у них стремян вроде бы вообще не было. Я где-то читал, что Фальконе использовал в трактовке образа Петра некоторые черты памятника римскому императору Марку Аврелию…
— Верно, верно! — поддержал его сосед. — Об этом еще Адам Мицкевич писал…, — и тут он процитировал на память несколько строк из стихотворения Мицкевича «Памятник Петра Великого», в котором поэт прямо говорит о «царе-кнутодержце в тоге римлянина»[2].
— Ну, знаете ли, — решительно не согласился с этим другой экскурсант, — быть того не может, чтобы римляне не знали стремян; чтобы в Риме с его высокой культурой не было такой простой штуки! Стремена — вещь необходимая, уж я-то знаю, сам кавалерист. Попробуйте-ка проскакать часа два без седла и стремян, а потом уж и рассуждайте о Марке Аврелии!
Группе давно уже было пора возвращаться в гостиницу, и шофер автобуса, которого волновало не отсутствие стремян на царском монументе, а барахлившее реле стартера, начал нетерпеливо сигналить гиду. Но теперь уже, казалось, никакая сила не в состоянии была остановить спорщиков…
И неудивительно. Даже среди специалистов по истории материальной культуры человечества до сих пор нет единого мнения о том, когда, почему и при каких обстоятельствах возник такой специфический и весьма важный атрибут снаряжения всадника, как седло со стременами. Между тем изображения всадников и конской упряжи известны с глубокой древности: около трех тысяч лет человека верхом на коне запечатлевали на камне, рисовали на фресках, его фигуру лепили из глины, отливали в металле. Многие древние авторы писали об использовании лошади для верховой езды, а Ксенофонт оставил своим потомкам даже специальный трактат «О коннице», в котором он между прочим подробно описывает требования, предъявляемые к конской упряжи. К этому следует добавить, что сама эта упряжь — нередкая находка в датированных археологических памятниках.
И тем не менее представления ученых о том, когда появились стремена и жесткое седло, к которому они крепились, расходятся настолько резко, что разрыв в предлагаемых датировках составляет не десятилетия и даже не века, а целое тысячелетие…
Два ассирийских барельефа
Колесницы и конницу взял я с собой…