К важной государственной реформе царя побуждали отнюдь не мода и не желание покрасоваться в столь эксцентрическом наряде. Государство Чжао лежало на границе между плодородным лессовым плато и степными просторами к северу от Ордоса. Улин-ван вознамерился подчинить себе своих ближайших соседей, которые добывали средство к жизни не земледелием, а пасли стада, «переходя с места на место в поисках травы и воды». Соседи были кочевниками, и Улин-ван понимал, что воевать с ними, не имея собственной конницы, бессмысленно. До той поры древние китайцы никогда не сражались верхом, предпочитая полагаться на мощь своих боевых колесниц. Теперь возникла необходимость реформировать войско и посадить воинов в седло. Вот для этого-то и пришлось правителю хуася, закрыв глаза на вековые традиции, ратовать за ношение штанов: без них верхом не очень-то повоюешь!
Как ни сопротивлялись приближенные-конфуцианцы, введение в чжаоском войске варварской одежды было в конце концов санкционировано, а вслед за Чжао стали вводить у себя конницу и другие древнекитайские государства. Но что же представляло из себя то седло, в которое Улин-ван посадил своих одетых в штаны воинов? И было ли оно оснащено стременем?
Один из самых ранних древнекитайских рисунков, воспроизводящих оседланную лошадь, дошел до нас на бронзовом зеркале IV в. до н. э. (рис. 4). Всадник, вооруженный коротким кинжалом, соскакивает с коня, чтобы вступить в единоборство с тигром. Седло изображено здесь в виде подушки, к передней части которой прикреплен ремень со свешивающейся вниз кистью. Стремян на рисунке нет.
Еще более убедительными явились результаты раскопок, производимых с начала 70-х годов по соседству с тем местом, где в 210 г. до н. э. был погребен император Цинь Шихуан, впервые объединивший древний Китай.
В непосредственной близости от грандиозной усыпальницы были открыты рвы, в которых находились терракотовые фигуры воинов-стражей.
Эти статуи изображали людей в натуральную величину. Тщательнейшим образом переданы детали костюма (в том числе, конечно, штанов), головных уборов, причесок. Реалистичность этих изображений настолько высока, что известный советский антрополог Н.Н. Чебоксаров счел даже возможным использовать их для характеристики расового типа древних китайцев III в. до н. э.[13] Есть среди этих «гвардейцев Цинь Шихуана» и всадники: их несколько десятков, и у каждого наготове запасная оседланная лошадь. Для нас это особенно большая удача: есть возможность во всех деталях рассмотреть изображенные в натуральную величину седла.
Плоская стеганая подушка с небольшими поперечными утолщениями спереди и сзади; подпружный ремень застегивается слева под брюхом лошади большой металлической пряжкой; параллельно ему с седла спускаются еще два более коротких ремня, украшенных кистями: есть и подхвостный ремень, не позволяющий седлу сбиваться на холку. И никаких признаков стремян (рис. 5).
Древнекитайское седло III в. до н. э. обнаруживает, таким образом, явные черты, сближающие его с соответствующим предметом упряжи, употреблявшимся в это время степными кочевниками. Оно почти аналогично седлам, найденным в пазырыкских курганах и изображенным на золотой пластине из Сибирской коллекции Петра I (рис. 6). Этот тип седла употреблялся в древнем Китае и позже — в эпоху Хань.
О том, как выглядели древнекитайские седла во II в. до н. э., мы можем судить по находкам в погребении ханьского полководца, раскопанном близ Сиани. И здесь в специальных ямах рядом с гробницей расставлены глиняные фигурки воинов. Создается впечатление, что за своим начальником в потусторонний мир двинулась вся его армия: общее число изображений превышает 2300 (в том числе более 500 всадников). Плоские «мягкие» седла, представленные на этих статуэтках, в принципе ничем не отличаются от своего прототипа III в. до н. э. (рис. 7).
13