Анатолий Чмыхало
СЕДЬМАЯ БЕДА АТАМАНА
Роман
Семь бед — один ответ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая
Паровоз гукнул на всю тысячеверстную тайгу, и вслед за гудком, как бы догоняя его, залязгали буфера. Пассажирский состав на Ачинск был недалеко, сразу же за поворотом, где на широкой мари затаилась небольшая железнодорожная станция.
Иван понимал, что его, убежавшего из тюрьмы, искали повсюду, перекрыв все дороги окрест, поэтому не заходил в села, а пробирался мшистой тайгой, далеко от жилья, и теперь поджидал состав за станцией, спрятавшись на песчаном откосе в кустах еще нераспустившейся жимолости. Отсюда была видна узкая, как тюремный коридор, просека с голубыми полосками рельсов, с мутными красками вечернего неба за частоколом тайги.
По просеке тянул сквозняк. Время от времени Иван зябко подрагивал в своем потертом, вонявшем карболкой френче с большими накладными карманами. Шинель он с умыслом оставил в тюрьме на нарах, бежать с ней было немыслимо: не увернулся бы от пуль, а стреляли целым взводом из винтовок и пулемета.
Поджарый, среднего роста, Иван был подвижным, ловким. Он смело выходил в круг бороться с дюжими казаками и, на удивление всей станице, неизменно побеждал соперников точной подсечкой, кидая наземь через колено. И тогда яро клокотала, захлебываясь от восторга, охочая до зрелищ станица. Чтобы случаем не опозориться, с Иваном предпочитали не связываться — ну его! — а сам он, длинноносый, рыжий вьюн, безнаказанно задирал молодцов, упиваясь своей необузданной лихостью.
А уж и было похвал, когда, вернувшись целехоньким с фронта, он вместе с однополчанином Гришкой Носковым показывал на радостях настоящую казачью джигитовку. За станицу, за ее каменистый верхний край, выходивший на пригорок, к кладбищу и амбару, где на льду держали до похорон покойников, люди хлынули по улицам торопливыми толпами, и невозможно было пробиться к выбитому копытами кругу, по которому на сыромятных вожжах ходили, свирепо кося налитыми кровью глазами, лучшие в станице скакуны. Тогда на мухортом дончаке Автамона Пословина, гордом и злом, как зверь, Иван проделал такое, чего отродясь не видывали казаки и даже не могли себе взять в ум. В петроградском цирке, говорят, где собраны лучшие наездники со всего света, и то не всегда показывали этот номер: на полном галопе человек прыгал с коня и летел вкруговую, а потом, будто подброшенный стальной пружиной, взмывал в седло, чуть ухватив рукой смоляную конскую гриву. Даже старики, много видевшие на своем веку, которых, казалось бы, уже ничем нельзя удивить, и те невольно приседали и ахали от возбуждения:
— Хват, якорь его! Хват!
— Каналья!
— Ахфицером Ванюшке быть!
Сейчас Иван думал, что все-таки найдет свидетелей своего призыва в армию Колчака — не добровольно пошел он туда. Тот же Гришка Носков подтвердит. И станет Иван свободным, как сокол. Надо только поскорее добраться до Озерной!
Поезд накатывался. По верхушкам черных елей резво прыгали красноватые зайчики от огней. Тонко, как натянутые струны, гудели рельсы.
Шелестя гравием, Иван выскочил на горб насыпи. Его обдало густым паром. Мимо с пугающей быстротой пробежал один вагон, а за ним тут же другой. Медлить было нельзя — Иван чуть отпрянул, затем встрепенулся, подобрался жилистым телом и одним сильным рывком взлетел на подножку.
В спертой духоте пассажирского вагона он сразу обмяк и стал согреваться. Через узлы и мешки, через копошащихся и спящих на полу людей Иван прошел к нижней боковой полке, на которой при тусклом свете фонаря резались в карты вороватые, одетые по-городскому парни. В их компании был лупоглазый плюгавый мужчина в кавказской шляпе, он звонко пощелкивал языком, снимая банк за банком.
«Везет человеку», — откровенно позавидовал Иван. Он сам был азартным игроком, чаще выигрывал, чем проигрывал, но сейчас у него за душой не было ни копейки, а ставки были миллионными, да и не о картах думал он — нестерпимо хотелось есть, уже который день во рту не было крошки хлеба.
Быстро перетасовав колоду, картежники начали по новой. Наметанный глаз Ивана приметил, что кавказец ловко передернул бубновую даму, а перед этим ему подмигнул жуликоватый парень, сидевший на полке напротив. Игра шла явно не по правилам, но Соловьев, сдвинув от неудовольствия рыжие брови, все-таки не решился вмешаться в нее: не ему теперь затевать скандал.
Поезд спотыкался у семафоров и останавливался на больших и малых станциях, и тогда люди, как по команде, вихрем срывались с мест и, обгоняя друг друга, бежали за кипятком. Но кипятка не было, пассажиры с досады ругались, гремя пустыми чайниками и котелками, принимались жевать всухомятку.