Наконец я распахнул последние створки.
За ними вообще ничего не было. Ни дверей, ничего...
АГЕНТ
агент по разоружению, — представился незнакомец и протянул визитную карточку. Там было напечатано: «Чесноков Б. Б. Агент по разоружению».
— Присаживайтесь, — сказал я. — Вы по какому вопросу?
— Я хочу зачитать приказы.
— Пожалуйста.
— «Мой приказ, — прочитал он по бумажке, и голос его стал металлическим. — Создать на Земле цветущий сад. Чесноков».
— Когда? — спросил я, занося приказ в календарь.
— В субботу.
— Так. Дальше.
— «Собрать всех детей в возрасте от одного года до четырнадцати из Африки, Азии, Японии, Индии и Китая для производства работ по разоружению».
— Повторите, откуда.
— Из Эфиопии еще, — сказал Чесноков. — Но это как получится.
— Получится, — успокоил я его.
— Чесноков, — сказал Чесноков.
— Что — Чесноков?
— Это подпись.
— Ага. Продолжайте.
— Всё, — сказал Чесноков.
— Чесноков, — сказал я.
— Это я, — сказал Чесноков.
— Где? — спросил я.
— Вот он я.
— Продолжайте. Чесноков...
— Агент по разоружению, — настойчиво повторил Чесноков.
— Кстати, разрешите представиться. Референт по демобилизации, — сказал я, пожимая ему руку.
— Коллега, — сказал агент.
— Я демобилизуюсь вчера утром. Вот мои документы. Только конфиденциально. Стратегически, — сказал я.
— Понятно, — прошептал Чесноков. — Я приступаю.
Теперь он там сидит референтом по демобилизации. А я теперь агент по разоружению.
БЛУДНЫЙ СЫН
ронёсся слух, что на соседней улице живёт пенсионер, который усыновляет всех желающих. Я пошёл посмотреть.
Пенсионер сидел в штабе добровольной народной дружины. К нему была большая очередь за усыновлением. Я сказал, что мне только посмотреть, и прошёл внутрь.
Старик усыновлял очень быстро. Он никому не отказывал и не затевал лишних разговоров.
— Усыновляю, — сказал он, бегло взглянув на меня.
Очередь запротестовала, но мне уже оформляли документы. Собственно, было одно удостоверение блудного сына под соответствующим номером. Секретарша поставила печать, старик расписался, и я ушёл, так и не поняв толком, — хотел я усыновиться или нет.
Теперь хожу и думаю. Все-таки чей-то сын. Это приятно. Хотя, с другой стороны, блудный. Когда встречаю своих блудных братьев, становится необыкновенно радостно, что не я один попался на эту удочку.
ДОМ
проснулся от непонятного звука. Где-то внизу раздавалось прерывистое шуршание, будто резали капусту. Я выглянул в окно и увидел двух человек, которые пилили наш девятиэтажный точечный дом у самого основания. Пила легонько звенела и поблёскивала при свете фонаря.
— Эй! К чему это? — крикнул я.
— Не беспокойсь! — ответил один. — Спи! Неувязка с проектом. Поставили точечный, а должен быть протяжённый.
— К утру все сделаем, — пообещал второй.
— Не беспокойся, — сказал я жене. — У них неувязка с проектом. К утру все будет хорошо.
И мы снова заснули под ритмичные звуки пилы. За ночь дом поставили как надо, и мы проснулись на стене. Я побежал к соседям выяснять, что они собираются делать. Соседи уже перенесли мебель на бывшую стену и срочно оклеивали обоями бывший потолок.
— Нет! — сказал я жене, возвратясь. — Нужно бороться с обстоятельствами. Будем жить как жили. Кто их знает, вдруг поставят вверх ногами? Снова придется менять интерьер.
И мы продолжаем жить как жили, но теперь уже горизонтально.
К сожалению, выходя на улицу, приходится принимать вертикальное положение, чтобы удобнее было ездить в трамвае.
СЕРЬГА
огда я встретил школьного приятеля, выяснилось, что я постарел. Я был все такой же, а он нет. На нем была дублёнка, импортные меховые башмаки и янтарный перстень. Подмышкой он нёс японские слаломные лыжи стоимостью в мою годовую зарплату.
В правом ухе у него болталась маленькая серьга. Мне это показалось излишним.
— Как жизнь? — спросил я, хотя и так всё было ясно.
— Жизнь прекрасна и удивительна! А ты как? — сказал он и дотронулся до серьги.
— Одни неприятности! — сказал я и принялся перечислять неприятности. Он улыбался и кивал.