— Эй! Потеснитесь на одного человека! — крикнул он.
И все потеснились ровно на одного человека. Потеснились ровно на меня. Я оказался вдавленным внутрь соседнего философа и удивился, как там темно и пусто. Носились какие-то мысли, похожие на летучих мышей. Они были стремительны и никого не задевали. Со скуки я закурил, дожидаясь конца маршрута.
— Курить запрещается! Покиньте салон! —заявил Диоген по радио моему философу, заметив, что у того из ушей идёт дым.
Обиженный философ вышел из бочки, обещая при этом Диогену неприятности по службе. Бочка покатила дальше, а мы с философом куда-то пошли. Я осторожно постучал изнутри и попросил меня выпустить.
— Нет уж, теперь сиди! — воскликнул он, посмотрев внутрь себя ненавидящим взглядом.
Жаль мне его стало, но тут я заметил, что внутри меня тоже шевелится кто-то, маленький и неприятный. Как он туда попал?
ТАКСИСТ
пиль Адмиралтейства, — сказал я, садясь в такси.
— На самый верх? — спросил таксист.
— Да, желательно.
— Три рубля сверх счетчика, — подумав, сказал таксист.
— Много что-то. Я же не холодильник везу, — сказал я.
— Частник пятерку возьмет, — предупредил таксист.
— А они туда ездят?
— Вообще-то не ездят, — признался таксист. — Милиции боятся.
— Нету у меня трёх рублей. Рубль у меня, — сказал я.
— А чего ж ты? Шпиль Адмиралтейства! Шпиль Адмиралтейства! — закричал таксист. — Да я туда никогда и не ездит, скидку тебе делаю.
— Не нужно мне скидки. Или честно поедем, или я выхожу.
— Чёрт с тобой! — зло сказал таксист.
Он захлопнул дверцу, и мы поехали. На самый верх шпиля Адмиралтейства, к кораблику.
ФИГА
пришёл с работы и обнаружил, что посреди комнаты прямо из паркетного пола выросла красивая фига, похожая на тюльпан. Она покачивалась на тонкой ножке, а большой палец, просунутый между указательным и средним, поворачивался за мною, как перископ.
Я попытался разжать пальцы, но они были стиснуты крепко. Тогда я срезал фигу под корешок и выбросил в мусоропровод. Проваливаясь в черную дыру, фига попыталась ухватиться за край, но не успела. Пальцы лишь скользнули по стенке, оставив пять бледных полос.
Однако на следующий день фига выросла опять. Снова пришлось её выбрасывать, причём на этот раз пальцы ухватились за крышку мусоропровода и стоило большого труда их оторвать.
Так продолжалось месяц. Фига появлялась регулярно, как вечерняя газета. Бороться с нею становилось все тяжелее.
— Ну что тебе нужно от меня?! — крикнул я однажды в отчаянии, наклоняясь к ней.
Фига молча ухватила меня за нос двумя пальцами и потянула изо всей силы к полу. Из моих глаз полились слёзы, а фига в это время, отпустив нос, дала мне здоровенного щелчка по лбу, распрямившись, как пружина.
Удовлетворённая, она позволила себя выбросить и больше не вырастала.
БРОШКА
уж подарил жене к Новому году брошку. Он имел в виду, что она весело встретит праздник. На эту брошку ушли все сбережения.
— К такой брошке нужно хорошее платье, — сказала жена. — И туфли, — подумав, добавила она. — Иначе нет никакого смысла встречать Новый год.
И они отложили встречу на год, чтобы получше подготовиться. За это время удалось купить туфли и платье.
— Теперь можно идти даже в ресторан, — сказал муж.
— А шуба? — спросила жена. — Без шубы нечего и думать о ресторане.
Через пять лет не без некоторого напряжения они купили шубу из норки.
— Неужели ты думаешь, что в такой шубе можно ездить общественным транспортом? — спросила жена.
Это было справедливо. В такой шубе нельзя было ездить даже в такси. Муж встал в очередь на машину и сел за диссертацию. На это ушло еще десять лет. Зато машина по цвету очень подходила к шубе.
— Тебя тоже неплохо бы одеть, — заметила жена. — Иначе могут подумать, что ты служебный шофёр.
И в течение ряда лет мужа одевали так, чтобы он гармонировал с шубой и машиной. Наконец все было готово, и они стали собираться на встречу Нового года.
— Знаешь, — задумчиво сказала жена, — такие брошки уже не носят... Спрашивается, чего мы потащимся в ресторан? Там одна молодежь. А у тебя печень. В конце концов, по телевизору все покажут.
И тогда муж подумал о том, что когда-то, на заре своей молодости, он упустил одно удовольствие. А ведь можно было, выйдя из ювелирного магазина, забросить эту брошку с моста в реку. По крайней мере, несколько секунд удалось бы понаблюдать, как она летит, красиво переливаясь на солнце.