— Карл. — Я указал на дверь, ведущую в мужской туалет. — Мне и правда нужно.
— Вы должны быть сейчас выше этого.
Разумеется, и он разглядел сцену, не предусмотренную в сценарии. Я борюсь, пытаясь взять руль в свои руки. Мы уже очутились там, откуда нас было слышно метрдотелю, который сейчас, казалось, раскладывал пасьянс из регистрационных карточек. И официант по-прежнему возился у нас за спиной, складывая скатерти, задувая последние свечи.
— Как, по-вашему, они поведут себя, если я обмочусь прямо вам на брюки?
Так что мы сменили курс. Гривен выглядел очень расстроенным.
— Только, пожалуйста, не вздумайте вступать со мной в схватку. Все бремя возложено на меня. Я рассчитываю на ваше содействие…
Не слушай его, иди прямо к двум дверям, которые с каждым шагом становятся все ближе и ближе. За одной из них по-прежнему распевает свою песенку уборщица. Теперь, впрочем, уже другую. Разумеется, она высунется наружу, инстинктивно почувствовав мое приближение, замахнется на меня разок-другой шваброй. Будем надеяться, что именно так все и произойдет. Я не столько услышал шаги из холла, сколько уловил легкое колебание пола, краем глаза, не осмеливаясь поглядеть в ту сторону, ощутил какое-то шевеление. Только, прошу тебя, не отвлекайся. До меня уже доносился запах мочи, я уже представлял себе непристойные картинки, которыми непременно исписана стена во французской уборной…
— Алан, с вами все в порядке?
Мелинда Чосер в дверях «Ле Рези», волосы убраны под косынку, тело не столько одето, сколько закутано во что-то прозрачное. Все мы на мгновенье замерли. Она поглядела на меня, потом на Гривена. Алан, мне сказали, что вы тут веселитесь, но я все равно забеспокоилась, я всегда чувствую, когда происходит что-то неладное.
И это сообщение во всей своей безмолвности не осталось не-расслышано Карлом, который оробел и напрягся, тогда как Гарри широко, благожелательно улыбнулся и уже открыл рот, собираясь заговорить. Мы все собирались заговорить разом (и одному Богу ведомо, что бы мы сказали), но тут несостоявшаяся певица, закончив уборку, выскочила из женского туалета, ничего не замечая вокруг, и опрокинула полное ведро мне на колени. На чудовищный шум примчался метрдотель, уборщица принялась повторять «простите, мсье, простите» без особой, впрочем, убежденности, ибо в конце концов мне не стоило торчать здесь в такой поздний час. А я, согнувшись пополам, наконец-то дал волю своим нервам.
Но пока я падал, Гривен и не вздумал отпустить меня, напротив, он вцепился в меня с силой, удивительной в старом пьянчужке, ему во что бы то ни стало хотелось сохранить статус-кво. Но пропасть между нами становилась все шире, причем с такой стремительностью, что он не успел прикрыть карман пиджака, и маленький пистолет показался стволом наружу из его костистого кулака. И все увидели это, даже официант, и по мере прояснения ситуации на Гривена со всех сторон обрушились пронзительные взгляды.
Не гангстерские фильмы, а выпуски новостей по телевизору заранее готовят человека к тому, чтобы сказать: да, мне в глаза смотрит ствол заряженного пистолета, я повинуюсь его владельцу. К тому, чтобы застыть на месте и начать молиться, чтобы воздушное пространство, окружающее тебя, внезапно превратилось в пуленепробиваемое. Такова чисто человеческая реакция — и даже Карл на доли секунды поддался общему настроению. Но в герметическом пространстве была оставлена дыра — и не известно, как надолго, — а когда я поднял на него взгляд с полу, маленький крупнокалиберный пистолет, уже ни от кого не таясь, целился мне в голову.
Кто-то закричал, раздались и другие приглушенные звуки, а я смотрел не отрываясь в маленький черный глазок пистолета с внезапной отвагой и повторял, то ли мысленно, то ли вслух: не надо, Карл, не слушайся Гарри, думай своей головой. Ты будешь жалеть. И сам он какой-то частью, казалось, взывал о помощи, стараясь вырваться из собственной оболочки. Выпустите меня!
Но Гарри увидел, что путь к спасению стал узок, как щелка, и решил расширить его, сметя с дороги ближайшее препятствие, которым оказался смертельно побледневший метрдотель. Он нажал на курок.
Маленький пистолет, а выстрел прозвучал оглушительно, с какими-то явно телесными отголосками и подголосками; воздух сразу стал настолько плотным, что продираться сквозь него можно было только с трудом. Все пришли в движение, все бросились к несчастному, обхватившему оба плеча одной рукой, чтобы не рассыпаться на части. Насилие предписывает людям определенную модель поведения, и вот Мелинда и официант бросились в одну сторону, к раненому, а Гривен в другую. Я что-то крикнул, попробовал подняться на ноги, броситься в погоню, но каждый шаг еще отдавался во всем теле мучительной болью. На всем пространстве от паха до колен. О Господи! Только бы не упасть еще раз. У меня кончились запчасти — и в последний раз я увидел Гривена, когда он уже исчезал в двери-вертушке, а я сам, споткнувшись, вновь летел на колени.