— Ворота нам без надобности. Чай не баре, — заканчивая перезарядку «Осы», я завертел головой вслед за Бородой. — В лаунж-зоне есть аварийный выход, в торговом зале тоже должен быть.
Со стороны служебных помещений салона гулко топала тройка охранников. Девушка за стойкой рецепшена что-то кричала в телефонную трубку. Курильщики, что немалой толпой кучковались возле урны, отвернулись от своего жертвенного алтаря. Выстрелы «Осы» способны мертвого разбудить, и теперь из-за стеклянных стен салона зрители ошалело таращились на два трупа и нашу живописную группу возле них. Именно так шокировались фанаты Лионеля Месси, когда его удалили с поля за грубость.
А вот двое чернявых парней уже не глазели, они деловито спешили к дверям.
— В аварийный выход идти не надо, — сообщила Хильда, поглядывая куда-то в сторону. — Сирена будет громко гудеть. Начальство всполошится, и пожарников разбудим зря. Выведу через сервис.
В нашем тандеме валькирия сумела быть ведущей не только в сексе. Жестом генералиссимуса, что изображен на картине «Переход Суворова через Альпы», она вытянула руку:
— Валим!
— Форватс, — перевел я для непонятливых.
И мы энергично двинули в указанном направлении. Хильда уже открывала дверь с синей надписью «служебный вход», когда из плеча ее плеснул кровавый фонтанчик. Оседая, девушка закричала. Сзади охнул Седьмой Шрам, а меня ударило в спину. Стеклянная дверь осыпалась мелкой крошкой, вместе с этим гулко загрохотала автоматная очередь. Казалось, что звук идет со всех сторон, высокие своды автосалона создавали объемную акустику вокзала.
Череда событий уплотнилась — они валились непрерывно, внезапно и одновременно. И в дополнение ко всему в спину ударило еще раз так, что половая плитка полетела навстречу. Вздрогнув, щека заныла от такого нерадостного знакомства. Встречным порывом зацепило и нос, где что-то хрястнуло. Размывая изображение, из глаз брызнули слезы. В ноздрях хлюпало, позвоночник жгло огнем, а камень пола, наоборот, наполнял щеку холодом.
Никогда такого не было, и вот опять! Дубиной по спине меня били, ножиком резали, из огнестрела гасили, но никогда еще не протыкали копьем. Причем очень тяжелым копьем и насквозь, ощущение было именно таким. Сильно напрягало, что хваленое предчувствие сегодня почему-то вякнуло очень вяло, и то в начале. Обычно волосы на спине дыбарем встают хотя бы за пару минут до серьезных неприятностей, а тут полная тишина. Или моя интуиция считает такие события рядовым пустячком? Или перенесла меня в разряд крутых боевиков класса «рембо»?
Именно в этот момент чуйка заверещала, будто ужаленная: опасность! Ага, спасибо. Конечно, лучше поздно, чем не туда, однако совести у нее нет. Я имею в виду интуицию. Это не ошибка, это хуже, нечто похожее на саботаж. И умирать мне нельзя, и жить теперь бессмысленно — все равно Вера завтра придушит, как обещала. И будет права.
Где-то позади бранился Четвертая Борода, вдохновлено и виртуозно. Он матерился и стрелял. Из своей «Гюрзы» Борода высадил немало, счет шел как бы ни на вторую обойму. И каждый выстрел отдавался пульсирующей болью в позвоночнике, от головы до пяток. Седьмого Шрама я не слышал, а вот Хильда уже не кричала, она страшно хрипела совсем рядом.
Кто-то невидимый ворочал в ране копьем, наматывая кишки на ребра. Дикая боль, смешавшись со злостью, требовала рвать и метаться. И я был бы рад, вот только никак не выходило подняться — руки потяжелели неимоверно. Ватными стали не только руки, но и мысли в голове. Даже вздохнуть не получалось, лишь искры блестели перед глазами.
— Надо было вызвать пулемет, — вяло заворочалась в голове запоздалая мысль.
Хорошая идея, где ж ты раньше была? Красоту берегла…
Красавец РПК-16 пустынной расцветки, снабженный глушителем и солидной банкой на 96 патронов, хранился дома, в оружейном сейфе. Из всех подарков полковника Трубилина, коих уже накопилось немало, ручной пулемет показался мне наиболее соответствующим моменту. И мысленно я потянулся к нему. Однако тягучее и затухающее устремление завязло в пространстве, как муха в меду.
Полуживая лампа дневного света бесила неимоверно, она щелкала и блымала над головой. Это мерцание заставляло осколки стекла, усыпавшие пол, сверкать ярче неба в алмазах. Воздух обратился в вязкое тесто, его приходилось буквально заглатывать. Трепетные блики звездочек выдавливали новые слезы, поверх рези навалилась усталость. Перемежаясь полосами черноты, волна немочи притупила чувства. Невидимая сила повела реостат яркости на убыль, мир медленно потускнел. А потом свет погас.
Седьмой прыжок с кульбитом