- Горит! - Кричит кто-то.
- Кто горит? Мы?
- Они горят! Падают!
Не повезло! Глаза ребят! Они - в ужасе. Медведь, говоришь, высоты боится? Только я боюсь?
- Отставить панику! Повторять за мной! - реву я зверем, которому что-то прищемили.
Начинаю в полный голос петь речитатив молитвы, что читал мне Князь. Бойцы - прилежно вторят.
Разбег закончен, отрыв! Земля - прощай!
Горохом сыпануло в борт, рядочки пробоин. Взрыв, пламя, огромная дыра в конце фюзеляжа, самолёт, как раненный зверь, вздрагивает всем телом. Рядом со мной боец повисает на ремнях - кровь его - у меня на рукаве. Один с криком вылетает в пробоину. Все судорожно держаться за что возможно. Белые лица, в глазах - ужас бессилия.
Самолёт упорно пытается карабкаться в небо, но что-то резко оборвалось. Скрежет, жуткий хруст, хвост самолёта исчезает где-то. С криками люди вылетают в провал. Самолёт клюёт носом, пол взлетает, меняется с потолком местами, я зажмуриваюсь, чувствую, свободное падение, кувыркание.
Полетал, гля!
Удар.
- Очнись, слышишь, командир, очнись! - шепчет кто-то.
Что-то мокрое и холодное льётся на лицо. Подставляю рот, глотаю. Горлышко сосуда, фляжки скорее всего, приставляется к губам. Пью. Вода заливает нос. Кашляю.
Открываю глаза. Ага - я завис головой вниз, шея болит - голова вывернута под неудобным углом.
- Бежать надо.
- Угу, - хриплю я.
Боец срезает ремни, на которых я висел. Падаю, больно. Всё тело болит. Как тогда, в плену, когда меня наказывали хивики за дерзость. Болит всё.
Так, старшина, теперь - полковник, отставить хандру! Встать! Личный состав не должен оставаться без пастуха! Без пастуха они - бараны. А с умелым руководством и мотивированием - ого-го!
- Сколько выживших?
- Восемь. Трое - ранены. Двое - не смогут идти.
- Выставить дозор, собрать оружие, боезапас, провиант и воду!
Я, кряхтя и с трудом сдерживая стоны, поднимаюсь. А вот и тело командира осназа. Никаких видимых повреждений. Шею сломал. Бывает. Нашёл свой пулемёт. Забрал оружие осназовца и его рюкзак, обшариваю карманы, разгрузку. Забираю бушлат и вязанную шапку осназовца - не май месяц. Это, пока я бегал в Басе - мне жарко было. Теперь - осенний лес. Сырые, стылые ночи.
Личный состав залёг у обломков самолёта. Все битые, потрёпанные. Один - сломал позвоночник - без сознания, второй - ногу. Оборудует себе пулемётное гнездо. Третий - прикручивает к сломанному запястью полосу обшивки.
- Что слышно? - спросил я.
- Наши подорвали все закладки на аэродроме, теперь прорываются, - ответил мне один. Старший сержант.
- Я в иллюминатор танки на взлётке видел, - сказал другой.
- Это они нас и ссадили, - кивнул старший сержант, - пора выдвигаться.
И вопросительно смотрит на меня.
- Топливо не загорелось, - размышлял я, - хорошо, но - не очень, надо это исправить. И следы заметём, и ребят похороним по древнему обряду предков. На погребальном огне. Ты и ты - займитесь. Догоните нас, будите тыловым дозором.
Я наклонился над бессознательным телом бойца, приставил нож к рёбрам, зажмурился, надавил. Короткий выдох. Всё.
- Делаем носилки из этих вот штанг, используем ремни. Тут их полно. Несём по очереди.
Боец был благодарен, но сомневался:
- Обузой буду. Я - останусь прикрывать.
- И не будешь перечить приказам, понял? Останешься. Но - позже. Там, где я скажу! Понял?
- Так точно!
- Чего ждём? Ягдкоманды? Ловчую команду врага? Думаете, их не заинтересует - что же мы вывозили? Не захотят нас расспросить? С пристрастием. Быстро!
Взяли не ходячего на носилки, пробежали по разлившемуся авиатопливу - не знаю - правда или нет, но говорят, против собак помогает. Побежали на восток. Прямо на восток. Пока - так. А там - видно будет. Как мутить перестанет, постараюсь вспомнить карту, определюсь. А сейчас - надо просто разорвать дистанцию с местом падения самолёта, разгорающееся погребальным заревом.
Они нас догнали на следующее утро. У нас был привал, когда дозорный вернулся с этим тягостным известием.
Подошёл к бойцу со сломанной ногой. Он всё понял, кивнул, проверил пулемёт.
- И ты - останешься! - это я бойцу со сломанной рукой, - место тут - хорошее. Продержитесь долго. Мой совет - живыми им не давайтесь. Я был в плену - не советую. Очень не советую, парни. Гранаты вам оставляем. Удачной охоты, братья!
Мы вбежали в ручей и побрели вверх по течению. Через четверть часа - первые выстрелы. Через час - последние взрывы гранат. Всё. Ещё минус два. Тяжело. Я их оставил на смерть. Я. Так надо было. Но, не легче на душе. И - не надолго их хватило.
Вышел из воды, повел людей на север. Пятеро.
Через два дня я последнего бойца завёл в болото. Срезал длинные жерди, пошли в ряску, прощупывая путь. Позади - тела двух наших братьев и одиннадцать трупов немцев. Это был хороший бой. Этот отряд ловчих - перестал существовать. Но, есть другие. И они - придут. И пойдут по следу. А последний мой боец - ранен. Повязка на боку пропитывается кровью. Осколок гранаты располосовал ему бок, застрял в ребре. Надо вытащить, зашить. Как выберемся - зашью.
В темноте - выбрались. Деревья. Упали под их стволами, уснули.
Утром с трудом разлепил замёрзшие веки. Последний боец осназа не проснулся. Сидел над его телом, без слёз и беззвучно, горюя. Раскачиваясь из стороны в сторону.
Смерть. Вокруг меня - только смерть.
Надо идти. Я - жив. Ещё. Всё ещё жив. И поэтому - должны умирать другие. Враги.
Отсоединил магазин его автомата - 6 патронов. И у меня - 13. К пулемёту - 24. Гранат давно уже нет. В ТТ - магазин. Виброклинок. И я - демон из ада!
Стал клинком резать землю. Надо хоть этого схоронить.
Это был остров в болоте. Ни хрена я не выбрался!
Где-то на восходе грохот. Гроза или эхо войны? Догребу - узнаю.
Я - тонул. Шестом щупал, вроде - твёрдо, а провалился, и стало затягивать. Положил шест поперёк, налёг на него - тоже тонет. Твою мать!
Надо скинуть вес! Оружие, разгрузку, бушлат! Без толку. Только хуже стало - пока барахтался - уже по уши. Закинул голову, чтобы хоть ещё несколько секунд подышать, пожить.
Отчаяние! Вот - отчаяние! От бессилия! От бесполезности и глупости смерти! Пипец! Бессмысленный и беспощадный.
- Купаешься? - услышал я вдруг знакомый голос.
- Ты? - прохрипел я.
- Я, - ответил Громозека, - тонуть будешь?
- Есть вариант?
Он стоял на черной воде болота, весь такой парадно-выходной. Чистенький, опрятный. Как только что с конвейера.
- Есть, конечно. Всего шаг назад. Палочку воткни в дно, толкайся. Всё просто. Если не паниковать.
Чуть позже - я лёг на относительно твёрдую поверхность, на спину. Воды - так же по уши. Ноги - в топи. Дышал, отдыхал.
Громозека стоял рядом, красотами природы любовался, сука!
- Ты где был, тварь?!
- Пиво пил. А ребята и не знают.
- Я - серьёзно! Ты где пропадал?
- Серьёзно? Если серьёзно, то не знаю. Последнее, что помню - ты послал меня кого-то найти. И вот - я тут. Как всё прошло?
- Хреново! Не видишь?
- Нет. Ты ещё жив. И даже - цел, что странно. Ну, не надоело мерзнуть? Это тебе не лечебные ключи, не Кисловодск, вставай, пошли, командир! Теперь - я тебя поведу. Всё будет - ништяк! Я же - тут! Самое доброе и ласковое приведение на свете. Ну, ну, командир, ты что это нюни распустил.
- Я... я... я просто рад тебя видеть.
- Чему ты радуешься? Своей прогрессирующей шизофрении? Ха! Тоже мне - счастье! Ну, идём? Полетели, птица, там - столько вкусного! Там танков с крестами десятками каждый день подвозят, а ты тут в болоте маринуешься. Как огурчик - зелёный и в пупырышек. Не порядок!
- Не порядок, - согласился я, вставая, выдирая ноги из трясины. Гля! Ещё и босой теперь! Голый, босой и безоружный! Только виброклинок каким-то чудом удержался за поясным ремнём.