- Ходу, ходу, - кричу, перепрыгивая через него. Чую, что лицо моё имеет глупое выражение - от глупой довольной улыбки. Очень уж удачно легла очередь по цепи румын. Вся лента по всей цепи, по серединам корпусов. Складывались, как картонные корпусные мишени. Вся лента. Вся цепь. Редкий на войне случай. У меня - впервые. Поэтому - такой радостный. Доволен удачей. Убил несколько десятков человек - радуюсь. Маньяк!
Их сюда никто не звал! Они шли меня убивать!
К сожалению - больше такой удачи мне не перепадало. И противник больше не ходил в "психические атаки", передвигались рывками, отдельными группами, единично. Пристреляться, как следует, не давали. Дашь 3-4 короткие очереди - сразу пули начинали жужжать сердито вокруг.
Да и пушкари наши как-то быстро отбили у них охоту кучковаться. Сразу упомяну работу артдивизионов сторон, потому что мне было - не до них. Пушкари работали - с огоньком. И наши, и не наши. Молотили знатно. Снарядов - никто не жалел. Наши не жалели, чтобы сдержать, румыны не жалали - всё одно не вывезти. Перекопали снарядами всё поле боя, всю округу. Село разбили полностью. Что могло гореть - горело. Что не могло гореть - тоже горело. Даже печей на пепелищах не осталось.
Горные орудия прожили короткую, но насыщенную, получасовую жизнь в аду. Они били прямой наводкой. Практически в упор. Каждый выстрел - попадание в цель. Короткоствольные пушки давали малый импульс снарядам. Дальность орудий была - низкой. Пробивная сила - ещё меньше. Но, снаряды летели по крутой параболе, ложились в ряды противника чуть ли не как мины - чуть ли не сверху. Осколки летели богато, вдоль земли, собирая свой кровавый урожай. И не было от горных пушечек спасения. Ни в складках местности, ни в ямах, ни в воронках - везде они доставали. Ухали на головы сгруппировывающихся для атак румын.
К сожалению, огневые маленьких, гордых, как горные птицы, горных орудий быстро вычисляли, накрывали. А у них даже орудийных щитов не было.
У румын наибольшее беспокойство нам доставили корпусные орудия. Они не были видны. Били откуда-то с закрытых позиций. Но, били мощно, часто. И смертоносно.
Ещё румыны катили свои пт-орудия. Те самые мелкашки, что обескровили приданные к нам бронеавтомобили. Совсем мелкие. Совсем бесполезные против окопавшейся пехоты. Расчёт - 5-7 чел. Кучкой. Пыжатся, катят. А вдруг - русские Т-34? Одним словом - печеньки. Одной очередью останавливал их мучения. Щита, как такового, у орудия - нет. Укрыться им негде. Пусть я и не убивал всех - говорю же - одной очередью всех - редчайшая удача, но - орудие оставалось на месте, трупы лежали, раненные отползали. Живые - прятались. ПТО-шники даже не пытались со мной перестреливаться. Понимали прекрасно - 40-мм пулька против окопавшейся пехоты - бесполезна. Так что пушка оставалась на месте, пушкари пытались жить, как пехота.
Ещё славно покуражились миномётчики. С обеих сторон. Только вот беда - у наших боезапас, наверное, иссяк. Через несколько часов заметил, что разрывы мин в рядах румын стали редеть. А уж различать по разрыву мину от снаряда - научился. А вот по штрафной роте - миномёты как лупили, так и лупили. Одно радовало - миномётчики румын - не немцы. Не такие заковыристые умельцы. Попадания в сами окопы - редкость. А это в миномёте - самое страшное. Большая часть румынских мин разрывалась снаружи. И то - хлеб.
Теперь про меня и пехотную сторону боя. Тут было всё просто - высунулся, наметил цель, выставил пулемёт, прицелился или подождал цель, построчил, нырнул в окоп - бежишь в позе "Зю" отсель - тудой. И живее, живее. Про миномёты - говорил. Вот и всё. Просто.
Не умереть - сложно. Не словить пулю, осколок - сложно.
Сдержать такими редкими "вылазками" массу пехоты - сложно. Они лезли, как тараканы. Ползком, перебежками. Сотнями.
И танки. Что не лезли вперёд, крутились среди кустов разрывов снарядов, сверкали пулемётами не переставая, изредка сплёвывая со своих мелкокалиберных пушек. С этаким презрением.
Сорокопятки были. Но - там. И гранаты у нас были. Но - тут. А танки - там. Подавляли своими пулемётами. Казалось - абсолютно равнодушные к буйству артиллерийского огня вокруг. Осколки снарядов бессильно били в броню. Это надо было конкретно попасть снарядом прямо в танк. Или так близко с ним, чтобы фугасное воздействие машину повредило. Пока - не случилось. Так что танки наступали с тем самым правилом прогульщика - шаг вперёд, два - назад. Ловко.
А под прикрытием их огня пехота противника - давила. Несла большие потери, но всё ближе подбиралась к окопам штрафников. Казалось - сейчас резко все поднимутся, рывок - пипец котёнку! Такая масса просто растопчет. Но, не поднимались. Нет рывка. Есть медленное и неотвратимое давление гидромолота.
Высунулся. Окинул лунный пейзаж взглядом. Уже и снега не стало. Всё - черно. Ё-о! Сколько вас! Кого ж из вас приголубить? Вот ты, чего руками размахался? А вот ещё стайка гусей прёт 50-мм миномёт и ящики зарядов. Выставляю пулемёт, дышу, как перед прыжком в прорубь, выдыхаю, задерживаю дыхание - Немтырь так делал, земля ему периной, ловлю в прицел руководителя-рукомахателя, но тот, будто почуял, залёг. Перевожу прицел на стайку миномётчиков, что решили подтащить свой инструмент поближе. Выдыхаю. На таком расстоянии они - размером с мух. Целиться надо сюда, чтобы попасть - туда. Придавливаю спуск. Ещё и ещё. Не смотрю - попал или нет. Ловлю следующих. У меня ещё есть время. Копчик ноет, но не бьёт током.
Вижу краем глаза интересную картину - танк прёт вперёд, а за его кормой выстроилась целая толпа, жмутся к нему, как цыплята за клушкой. Я у них - во фланге. Прав был ротный. Фланкирующая у меня позиция. Целю в танк. Пока пули долетят - вместо танка там будут эти воробушки. Стреляю на остаток ленты. И опять не смотрю на результат, ныряю в окоп, горячий ствол на спину, согнувшись, на полусогнутых, бегу на следующую позицию.
Слегка обидно, что результат нашего титанического труда в фортификации так быстро уничтожается - окопы уже наполовину разбиты, осыпались. Как и мои уши. Надо было ставить подпорки, обшивать чем-либо, как немцы делают, чтобы не осыпалось. А так - траншеи стремительно превращаются в продольные углубления. Скоро бегать не выйдет. Только ползать. А в уши надо было ваты напихать, как Лошадь.
А где Лошадь? Где мои патроны? Что это я про него вспомнил? Весь бой было - прохладно, а сейчас заволновался. Бегу искать. И пробегаю мимо. Возвращаюсь, ставлю пулемёт, начинаю по-собачьи рыть землю. Натыкаюсь на ватник, вцепляюсь в него, дергаю. Появился воротник, вцепляюсь двумя руками, дергаю, ткань трещит, ватник рвётся, но удалось выдернуть из земли голову и плечи бойца. Просовываю свои руки ему под мышки, смыкаю их в кольцо, дёргаю. Тело Санька, как тесто, ползёт из моих рук. Зато вырвал его руки из земли. Опять хватаю его под мышки, начинаю не дёргать, а раскачивать, выкорчёвывать. При этом сильно сжимал его. Он закашлял, очнулся.
- Живой, конь педальный! Дальше - сам! И остальных бойцов проверь! Понял?
- А? - он смотрит на меня совершенно потусторонним взглядом.
Ничего он не понял. Махнул на него рукой, схватил пулемёт, схватил две коробки с лентами, что были в руках библиотекаря, когда его засыпало, вместе с руками библиотекаря и освободились. Открыл короба - чисто. Заправил ленту в питатель пулемёта, отбежал шагов на пять, выставил пулемёт. Причесал осмелевших румын, что решили, что раз мой пулемёт молчит непривычно долго, то можно уже и в полный рост ходить-гулять, как по проспекту. Не, ребята! Я ещё жив! Лежать!
Минут через ндцать - в бою ощущение времени - неверное, приполз Санёк, с ящиком патронов. Грязный, как шахтёр. Только глаза и белеют. Глаза, кстати, уже - нормальные. Не шальные. Показал 2 пальца, покачал головой. Минус два. Плохо. Библиотекарь стал трясущимися руками забивать патроны в ленту.