Несколько минут птицы летали вокруг да около лампы, рассматривая её со всех сторон на почтительном расстоянии. Неожиданно юрок, как всегда первым, сел на веточку, находившуюся сантиметров на сорок ниже лампы. Когда юрка одолевало любопытство, он приподнимал перья на голове. Он сделал это и сейчас. Повертев хвостиком туда-сюда, юрок раскрыл клюв и, развернувшись, подставил под горячие лучи лампы правый бок. Затем, взъерошив оперение на спине и груди, распустил веером хвост и перья правого крыла. Посидев так, он повернул под лампу левый бок. Погревшись, юрок улетел под потолок, а его место под искусственным солнцем занял дубонос. Он повторил все движения юрка, за исключением наклона головы. В то время, как первый тянул ее вверх, второй, наоборот, наклонял голову вниз. Таким образом «загорали» щеглы, коноплянки, дубровник, чечевица и канарейка. Побывали под «солнцем» снегири и урагус.
Я знал, что солнечные ванны любят принимать глухари, тетерева, куропатки, рябчики хищные и бакланы. Последние вынуждены сушить оперение — оно у них быстро намокает. Но чтобы к их числу относились и мелкие птицы? Это для меня было открытием.
А когда под электролампу, распустив перья хвоста и обоих крыльев, села чечётка, я не поверил столь невероятному факту. Чечётка — житель тундры и лесотундры. В наших краях она появляется глубокой осенью. И вот греется под лампой серый комочек ваты — чечётка. Оказывается, и для неё полезно купание в солнечных лучах. Выходит, все птицы, как и мы, любят не только купаться» но и «загорать».
ВОЗДУШНЫЙ БОЙ
Проезжая мимо поросшего густой травой болота, я стал свидетелем настоящего «воздушного сражения». Над серединой топи, распластав крылья, летел на «бреющем» полёте болотный лунь в сопровождении встревоженной пары чибисов. Лунь не обращал на них и на их крик внимания. Он высматривал на неглубоких плёсах уток или их беспомощных пуховичков. Чибисы не докучали ему особенно. Они просто стремились изгнать непрошеного гостя из своих пределов, демонстрируя, так сказать, свою боеготовность и мощь. Как только хищник пересекал невидимую границу их участка, чибисы покидали его, а на смену им уже спешила соседняя пара.
Ничем не поживившись на середине болота, лунь полетел по его кромке. Инстинкт ему подсказывал, что на стыке земли и воды добычи всегда больше. В самом деле, здесь были излюбленные места кормёжки чибисов, больших веретенников, разных куликов и прочих мелких насекомоядных птиц, вроде жёлтой трясогузки.
Тут чибисы закричали ещё тревожней и летели теперь уже один над лунем, а второй — немного сзади и чуть ниже. Следом за ними, беспокойно ноя, пристроилась пара больших веретенников. Так же над невидимой чертой происходила смена «конвоя». Ко всему происходящему позади него лунь был по-прежнему равнодушен.
Но вот он что-то увидел и, замахав крыльями и выпустив когтистые лапы, стал опускаться вертикально вниз. В этот момент чибис, летящий над ним, камнем упал на его правое крыло у самой спины. От неожиданного удара пернатого разбойника развернуло вверх ногами, и его когти на какое-то мгновение оказались у самой груди чибиса. Но луню было не до того. Чибис взмыл вверх. Чтобы выровнять потерянное равновесие и не упасть в прибрежную грязь, хищник вынужден был, перевернувшись, набрать прежнюю высоту и сделать разворот для новой атаки. Он в отличие от чибисов не может свободно делать внезапные зигзаги и резкие повороты в воздухе. На подготовку очередного нападения у него уходит около минуты. За это время один из чибисов успевал на несколько секунд приземлиться в ту точку, куда нацеливались страшные когти, и успевал занять прежнее место в «конвое». Напрасно лунь искал свою добычу — её уже там не было. И лунь, несолоно хлебавши, летел дальше.
ПЕРЕСЕЛЕНЦЫ
Во второй половине июня я отправился на озеро Щучье. Еду Московским трактом, соединявшим в старину Москву с Восточной Сибирью, к берегам любимого озера Щучье. За очередным поворотом замечаю впереди, метрах в ста, движущиеся через тракт точки. Одна большая, за нею — восемь крохотных. Подъезжаю ближе и вижу утку с малышами. Растянувшись цепочкой, они преграждают мне путь. Останавливаю машину. Утка, не обращая внимания на урчащий «Москвич», неторопливо переваливаясь с ноги на ногу, гордо вышагивает, беспрестанно покрякивая. За ней, строго выдерживая одинаковую дистанцию, катятся буро-жёлтые, попискивающие пуховые шарики, семеня своими крохотными ножками.