Мадемуазель Мондье побежала к павильону, где жил Морис Вандоль с матерью.
Застигла она Мориса бледным и совершенно убитым горем. Но, увидев Сюзанну, тот сразу просиял.
— Возлюбленная моя!.. Вы пришли… После того ужасного письма я уже не надеялся вас увидеть! Оно меня совершенно уничтожило… И вот вы здесь… Так ваш отец понял все-таки, что он делает нас несчастными… Вам удалось получить его согласие?..
— Нет, мне решительно запрещено с вами видеться… Я обещала… Но сейчас такой случай… Я встретила очень несчастных людей, и это заставило меня нарушить и родительский запрет, и свою клятву и просить вас…
— Сюзанна! Скажите все-таки, как мог ваш отец…
— Морис, друг мой! Я должна торопиться, на улице ждет девушка, которой надо помочь… Позвольте надеяться на вас… Вы согласны?
— Сделаю все, что вы хотите, возлюбленная моя! — сказал Морис.
— Возьмите денег… все что у вас в доме, и поезжайте на улицу Мешен, угол улицы Санте и передайте эту сумму от моего имени в долг той, кто там живет. Действуйте тактично, чтобы она не отказалась. Семья совершенно погибает от нищеты, но они горды и скрывают свою крайнюю бедность. Мы должны им помочь… спасти их. Идите, мой друг, немедля!
— Да, да, Сюзанна! Но, ради Бога, скажите, когда я вас снова увижу!
— Не знаю. Ведь, говорю же вам, отец взял с меня обещание не видеться с вами. Но, буду ли я близко или далеко, я всегда и везде буду любить вас.
— Любимая моя! — воскликнул молодой человек. — Как обрадовали вы меня своим появлением!.. Я плакал все эти дни, терял веру в себя, в будущее, уже ни на что не надеялся в жизни!
— Напрасно, Морис… Вы меня любите, я люблю вас, а вы теряете веру в наше будущее!
— Но ведь ваше письмо надорвало мое сердце.
— А я, Морис, сколько перестрадала… Но любовь помогла мне все вытерпеть и помогла прийти к вам.
Слушая, художник преобразился. Он внимал, будто слышал самую дивную музыку. Морис медленно привлек девушку, и она уступила пьянящему объятию. Не в силах противиться порыву, овладевшему ее душой, Сюзанна тихо положила голову на плечо возлюбленного. Тонкие шелковистые волосы касались щеки молодого человека, и сердце ее билось в восторге, граничившем со страданием. Он прижал губы к ее губам — такого счастья оба до тех пор не знали.
Сюзанна первая вышла из этого сладкого забытья. Она еще ощущала трепет во всем теле, но с чувством уверенности в себе и с гордостью посмотрела на друга, еще крепче обняла его и сказала:
— Теперь, Морис, сомневаешься ли ты еще в своей Сюзанне? Будешь ли верить в ее любовь и в наше будущее?
— Сюзанна!.. Любовь моя!.. Вы ангел! Я всю жизнь буду вас любить! Самоотверженно… преданно… верно… Я ваш навеки, и вы навек моя! Ничто не разъединит нас!
— Ничто и никогда! А теперь, Морис, делайте то, о чем я вас просила, не теряйте ни минуты. Прощайте.
— Нет, до свиданья!
— Пустите меня, я тороплюсь.
— Почему же?
— Я провожаю в госпиталь несчастную девушку, там ее умирающий жених, она в горе, и я не прощу себе, если эгоизм моей… нашей любви заставит меня задержаться.
Радостная, девушка вернулась к Берте и сказала:
— Моя милая подружка, только что я была почти такой же несчастной, как вы, а теперь я счастлива. Не теряйте надежды! Ваш друг выздоровеет, я это чувствую.
— Услышь вас Господь и помоги нам! Но я так привыкла ждать горьких событий, что успокоюсь, только увидев его.
Через десять минут повозка, запряженная тяжело дышавшей от быстрого бега лошадью, подкатила к госпиталю.
С уверенностью, какой раньше Сюзанна в себе не знала, она провела туда плачущую Берту.
Увидев нарядно одетую девушку, вышедшую из щегольского экипажа, швейцар снял шляпу, проводил в справочную, где им сказали, в какой палате лежит Бобино. Через пять минут они уже стояли около раненого.
Юноша сразу узнал возлюбленную и тихо проговорил:
— Берта… моя Берта… какое счастье…
— Жан! Милый Жан… Вам, наверное, очень плохо…
— Ничего… со мной все обойдется… если я вас увидел. Но они… там…
— Месье, — сказала Сюзанна, — я друг вам не известный, но верный, не беспокойтесь о ваших.
— Спасибо, — прошептал типограф, не понимая, отчего проникся доверием и симпатией к милой девушке. Казалось, будто они давно знакомы, он чувствовал бесконечную благодарность за ее доброе отношение к Берте.