— Я верю вам. Верю, — шептала она. И, видя, что Жермена собирается уходить, сказала: — Останьтесь еще ненадолго!
— Сейчас нельзя, увидимся завтра. Если будем говорить подолгу, мы вызовем подозрение у тех, кто нас упрятал сюда и кто стережет. Доверьтесь мне вполне, и я вас спасу.
— Невозможно! Я уже восемнадцать лет здесь пленницей. Понимаете! Меня целую вечность держат под стражей… Я потеряла всякую надежду. Страдания сломили меня.
— Надейтесь! Клянусь! Я освобожу вас! И дам возможность насладиться местью.
ГЛАВА 11
Разумеется, Жермена, как обещала, пришла на свиданье. Но перед тем она не выказывала сильного стремления к встрече с Маркизеттой, чтобы надежнее обмануть надзирательницу, заставить по-прежнему думать о себе как о тихой помешанной. Следовало делать вид, что ее вообще ничего особенно не интересует, и разыгрывать переменчивость в настроениях, характерную для душевнобольных.
Приспособление Жермены к обстановке лечебницы могло бы показаться слишком быстрым, но так как Жозефина была рада избавиться от необходимости слишком строго наблюдать за подопечной, то не обратила внимания на легкость привыкания больной. И сама напомнила о визите:
— Ну как, пойдете сегодня к Маркизетте?
— Ведь правда! Пожалуй…
— Она наверняка ждет, у нее всегда бывают разные сладости, фрукты… Она вас угостит. Вы ведь любите вкусненькое?
— Очень люблю! — сказала Жермена, чтобы подкрепить желание увидеть Маркизетту добавочным поводом.
— Я вас там оставлю часа на два, на три, вы поболтаете, развлечетесь, и она тоже, — сказала надсмотрщица, не подозревая об их сговоре.
Через пять минут Жермена уже была у Маркизетты, та, видимо, действительно очень ждала, но все-таки отнеслась еще не с полным доверием.
Видя сдержанность женщины, находившейся так долго в незаслуженном заключении, Жермена решила для начала рассказать ей собственную печальную историю.
Она поведала все от того момента, как была похищена, изнасилована графом Мондье и как спасли ее русский князь Мишель Березов с художником Морисом Вандолем, а потом Мишель выхаживал во время смертельной болезни у себя дома, увез в Италию, чтобы обоим спастись от преследований, но там бандиты похитили князя, после чего случился странный недуг, а затем Березов оказался разорен, по возвращении в Париж они бедствовали. Рассказала об их ужасной жизни на улице Мешен и о покушении на убийство их доброго друга Бобино. В общем, ничего не скрывала и, говоря о своих горестях, как бы вновь переживала их сама.
Маркизетта слушала ее с большим вниманием, потом с состраданием, а под конец и прерывала исповедь рыданиями.
— О бедное дитя! Какие муки! Почти как в моей жизни, но мне пришлось еще тяжелее, чем вам.
— Я еще далеко не обо всем упомянула, вы узнаете, что было потом, если захотите выслушать продолжение.
— И вы не сошли с ума после всего, что пережили!
Жермена радостно вскрикнула:
— Наконец-то вы поверили, что я не впала в умопомрачение, что моя голова выдержала все испытания, даже заключение в эту лечебницу.
— Да, дитя мое, верю, вы вполне в здравом уме, извините за вчерашнюю недоверчивость. Но ведь мне столько раз приходилось слушать здравые на первый взгляд рассуждения здешних несчастных, всегда кончавшиеся каким-нибудь бредом, что поневоле станешь подозревать чуть не каждого…
— Но вы-то сами, мадам, как смогли выдержать столько лет жизни в этом аду и не потерять разум? И простите меня за то, что я ожидала увидеть вас если не совсем помешанной, то все-таки не вполне в здравом рассудке.
— Сама не знаю! Вероятно, потому, что я заставила себя отрешиться от прошлого и настоящего, не думать о будущем, не питать никаких надежд. Я провела все эти годы в одиноких слезах и молитвах…
— Вашему страданию придет конец. Однако надо, чтобы и вы мне поверили и тоже все рассказали о себе.
— Да, да, разумеется, я буду вполне, до конца откровенна, отвечу на все ваши вопросы и, более того, дам бумаги, что станут грозным оружием в ваших руках.
— Я знаю о существовании этих бумаг и даже то, что они хранятся в целости.
— Боже мой! — воскликнула в изумлении Маркизетта. — Не может быть! Лишь мне одной известно…
И женщина снова усомнилась и подумала: она все-таки сумасшедшая.
Но ясный взгляд Жермены опять рассеял сомнения.
— В жизни все случается, даже невозможное, — несколько наставительно сказала девушка. — Скажите, разве то, что мне известны ваше имя, место, где вы находитесь, не менее удивительно, чем сведения о бумагах?