* * *
На семинаре по уголовному праву Денис выручил всю группу. Из двадцати семи человек на третью пару остались пятнадцать, причем все клялись, что не открывали даже учебник. И зубрила Бородаевский клялся, хотя он, конечно, врал. От тотального разгрома группу могло спасти только одно: надо было "завести" Франка. И Денис взялся это сделать. - Мало того что истинную направленность умысла практически невозможно установить, она толкуется ограничительно и тогда, когда результаты преступных действий налицо! - с жаром говорил он, не заглядывая в конспект. - Гражданин А, ударил гражданина Б, ножом в бедро, попал в артерию, и потерпевший умер от кровопотери. Что вменяется причинителю вреда? Неосторожное убийство? - Конечно, - настороженно кивнул Франк, барабаня суставчатыми пальцами по столу. - Он же не предвидел возможность наступления смерти, хотя мог и должен был это предвидеть... Франк - сокращение от Франкенштейн. Такую кличку профессор Реверсов получил за туго обтянутое кожей скуластое лицо с огромным ртом, лысый шишковатый череп и привычку вытаращивать и без того изрядно выкаченные глаза, когда ему хотелось подчеркнуть важность произносимого и привлечь внимание слушателей. На лекциях он частенько отвлекался, сбиваясь на "случаи из жизни" и забавные байки, но на семинарах свирепствовал, требовал конкретных и полных ответов, щедро рассыпая "неуды", которые впоследствии роковым образом сказывались на результатах сессии. По уголовному праву задолжников было больше всего. - В этом и заключается ошибка традиционного подхода! - обличительным тоном проговорил Денис. - Когда человек тычет в другого ножом, он должен предвидеть вероятность наступления любых последствий и отвечать за конечный результат! В данном случае - за умышленное убийство! Суставчатые пальцы быстрее забарабанили по дереву. Мышление у Франка отличалось парадоксальностью, а поступки - непредсказуемостью, он очень ценил оригинальность и самостоятельность ответов, хотя понимал эти качества весьма своеобразно. Рассказывали, что однажды на экзамене он загнал студента в угол вопросом: "Что такое проституция?" Тот безнадежно задумался и, предчувствуя неизбежность провала, брякнул: - Не знаю... Но был случай... Зависшая над ведомостью ручка остановилась. - В ресторане женщина залезла на стол и стала кричать: "Да, я проститутка, но меня голыми руками не возьмешь!" Сам видел... Франк рассмеялся и поставил долгожданный "уд". Другая легенда повествовала, как Реверсов безуспешно выпытывал у одного азербайджанца, что является объектом преступного посягательства при изнасиловании. Тот потел, краснел, затравленно оглядывался на товарищей, подбирал слова и наконец вместо нейтрального "половая свобода" сдавленно прохрипел: - Ну эта... лохматая... Аудитория взорвалась гомерическим смехом, Франк повалился на стол и чуть не умер от хохота, но когда успокоился, пришел в ярость и с криком: "Сам ты "лохматая"!" - выгнал опозорившегося ученика. Слабым местом Франкенштейна было то, что он легко вовлекался в дискуссию, а "заведясь", превращал семинар в лекцию и мог проговорить все отведенное время, забыв про необходимость опроса. Но "завести" профессора мог только подготовленный и эрудированный студент. Денису это удалось. Опираясь на несуразные примеры из судебной практики, он раскритиковал общепринятую теорию субъективного вменения и довольно убедительно высказался в пользу определения вины по объективным последствиям преступления. В любом учебнике можно прочесть, что такой подход распространен в неправильных капиталистических государствах и для социалистической законности совершенно неприемлем. - Традиционная теория снимает с виновного ответственность за отклонения в цепочке причинно-следственных связей, - торжествующе заканчивал Денис свою речь. Он предчувствовал триумф, как матадор, правильно вогнавший шпагу в загривок еще стоящего как ни в чем не бывало, но уже убитого быка. - Но тогда риск наступления неблагоприятных последствий полностью возлагается на жертву! Разве это отвечает принципу справедливости? Разве способствует борьбе с преступностью? Франк вытаращил глаза. - Хорошо. Да. Хорошо, что вы нестандартно мыслите. Но нестандартно - не всегда означает правильно. Да. Вы обосновываете очень опасную концепцию объективного вменения, которая может привести к необоснованным репрессиям! Ведь что есть ответственность без вины? Бык тяжело рухнул на колени и медленно повалился на бок. Денис незаметно отсалютовал восторженно замершей аудитории. Он выполнил свою задачу. Франк "завелся" и проговорил оставшиеся семьдесят минут, как раз до завершающего учебный день звонка. Вываливаясь в весело гомонящей толпе на улицу, Денис получил стандартный набор почестей победителя: его признательно хлопали по плечу, дружески жали руку, Ниночка Бобылева чмокнула в щеку, а Славка Ефимов вызвался даже немедленно угостить пивом. Но время поджимало. На улице было пасмурно. К стоянке автомобилей, пошатываясь, подходили двое изрядно поддатых парней с журфака. Одного, с разбитым лицом, Денис хорошо знал - тот ухаживал за Антониной и всегда смотрел на него, как на классового врага. Звали его Сергей. Здоровый амбал, кто же это сумел так его разукрасить? Второй и с целой физиономией имел вид блатной босоты дерганые движения, вызывающе-развязные манеры, хищный острый нос и презрительно прищуренные бесцветные глазки. Хорошие кадры получит через несколько лет отечественная журналистика! Оба наверняка неграмотные босяки, если и умеют писать, то только на заборах... Живописная парочка вплотную приблизилась к шикарной иномарке. Неужели средь бела дня начнут курочить? По пьянке чего не сделаешь! Но вместо звона стекла нежно пиликнул электронный замок, и будущие журналисты завалились в мягкий салон. О времена, о нравы! - Так ты идешь пить пиво? - спросил Ефимов. - Некогда. Давай в другой раз! Денис быстро пошел к трамвайной остановке, за ним увязался Бородаевский. Странный и скользкий тип. Тетрадки и учебники он почему-то носил в газетном свертке, никогда не смотрел в глаза собеседнику и уклонялся от всех неофициальных мероприятий группы. Из-за этого в последнее время его уже и не приглашали. - Значит, ты учил, - утвердительно, с долей обличительной интонации в голосе не то спросил, не то констатировал он. - А где ты все это прочитал? В учебнике такого нет... - На учебнике далеко не уедешь. Думать надо. Анализ и синтез плюс собственные мысли... У тебя есть собственные мысли? Денис втиснулся в отходящий трамвай и помахал рукой неуклюжему парню с бабьей фигурой и дурацким газетным пакетом под мышкой. Лицо у Бородаевского было унылым: собственных мыслей у него не было и он остро завидовал чужим успехам. А Денис уже забыл про свой триумф и думал о предстоящей работе. Через пятнадцать минут он был на набережной, у восьмого причала. Громко играла бравурная музыка, белый прогулочный катер готовился к отплытию, а ожидающий у кассы длинный и сутулый Витька Осипов проявлял явные признаки беспокойства. - Где ты ходишь, опоздаем! - ему нравилось изображать командира, но из-за излишней суетливости эта роль ему плохо удавалась. - Я же не прогуливаю семинары, как некоторые, - гордо ответил Денис. Билеты взял? Они покупали билеты в кассе, как обычные граждане, правда, потом Мамонт возмещал расходы. Осипов кивнул. - Пошли быстрее! - Подожди. Их привезли? - Конечно! Что я, по-твоему, совсем идиот? Чего бы я спешил? - Может, просто соскучился по водным прогулкам... - Прям-таки! Наташка и так косо смотрит на мои отлучки. Один раз на кружок, другой - на дружину, сейчас - в райотдел на стажировку... А потом что придумать? Витька полгода назад женился и сразу попал под каблук к молодой супруге. Характер у него был мягкий, и скорей всего страх перед женой окажется сильней требований Мамонта о строгой конспирации - рано или поздно он под большим секретом расскажет ей все. - Надо будет - я тебе сто историй придумаю... Побежали! Тарахтенье движка напоминало работающий на холостых оборотах трактор. Они последними поднялись на борт - это плохо: привлекает излишнее внимание, но "прокол" не слишком серьезен... Надо будет загладить его полной естественностью поведения. Денис испытывал тревожное возбуждение - как всегда в начале операции. Непривычно опрятные матросы сбросили сходни, отдали концы, тарахтенье усилилось, и гранит набережной ушел в сторону. Катер вмещает сто пятьдесят человек, но сейчас он заполнен едва на треть. Будний день, шесть часов вечера, народ после работы разбредается по домам. В основном здесь гости Тиходонска, которым нечего делать, кроме как осматривать живописные окрестности с середины реки. Да группа французов двадцать пять человек, прибывших по программе культурного обмена. Иностранцы. На профессиональном сленге - иноки. "Пойду к скуфье смиренным иноком"... Нет, это из другой оперы. Толкутся на корме, громко разговаривают, смеются... Двое рассматривают в бинокли проплывающие мимо берега, один расхаживает с фотоаппаратом, выбирая нужный кадр. Аппарат огромный, дорогой, с мощным телевиком. Впрочем, запрещенных к съемке объектов на маршруте нет... - Пошли к ним, - шепчет Осипов. Суетится, как всегда. - Не сразу, - стараясь не выдать раздражения и сохранить нейтральное выражение лица, отвечает Денис. Не торопясь, он извлекает трубку и медленно набивает ее дорогим "капитанским" табаком из замшевого кисета. - Чего ждать? - шипит Витька. - Время-то идет! - Прибежали как ошпаренные и сразу к ним? Ты хоть думай немного! - Денис делано улыбнулся и принялся раскуривать трубку. - Давай пока с нашими девочками познакомимся... Девочек было трое, молодые, но не очень чтобы красивые. И знакомиться они не захотели. - Валите отсюда, ребята, мы не по этому делу, - равнодушно сказала шатенка с короткой косичкой и расставленными, как у зайца, зубами. - Какому такому делу? - вроде бы обиделся Денис. - Никаких дел у нас и нету... Переболтать да пива выпить... - Мы не пьем пиво, - снова за всех ответила девушка. - Отваливайте. - Ну и ладно! Пойдем, Витек... - Осипов как деревянный следует за ним. Он заторможен и напряжен, видно, размышляет, что будет, если его увидит кто-то из знакомых и расскажет Наташке. Со стороны все выглядит естественно. Потерпев неудачу, два молодых плейбоя вальяжно движутся в кормовую часть, не подозревая, естественно, кто там находится. Но, услышав иностранную речь, они приятно удивлены. - Смотри, Витек, иностранцы! - громко умиляется Денис. Умиляется, конечно, не для Витька, а для иноков. Практически все в группе говорят по-русски. И все знают, что хотя "железный занавес" пал, для периферийного городка живые иностранцы - немалая редкость. - Здравствуйте! - с легким акцентом здоровается с ними симпатичная женщина лет тридцати и улыбается. На ней свободного покроя платье и красивые босоножки. - О! Вы понимаете по-русски? - еще больше удивляется Денис. - Здорово! Он разыгрывает роль не очень далекого, но добродушного парня - подходящей мишени для любых происков посланцев империализма. Женщина продолжает улыбаться. - Конечно. Мы должны знать язык своих друзей. У нее прическа "каре", милая улыбка, короткий узкий нос и ясные серые глаза. Сквозь ремешки босоножек выглядывают ухоженные нежные пальчики с неброским перламутровым педикюром. И густые черные волосы лежат один к одному, отблескивая, как воронье крыло, - видно, она моет голову по нескольку раз в день. От женщины исходит волна притягательности и обаяния. Если бы она просила показать шрам от аппендицита, Денис не стал бы упрямиться. - Слышишь, Витек, это наши друзья! - окончательно заходится в восторге Денис. - Мир, дружба! - почему-то с акцентом говорит Осипов и, тряся сцепленными ладонями перед грудью, ненатурально скалится. Контакт состоялся. Женщину звали Мадлен, она из Лиона, работает в музее. Основная часть группы из Парижа. В Тиходонске им нравится, послезавтра они улетают в Москву, а оттуда возвращаются домой. - Витек, сбегай за шампанским! - командует Денис и принимается раскуривать трубку. Закрепить контакт никогда не вредно, но сейчас не Холмсу, а ему лично хочется сделать Мадлен что-то приятное. Осипов приносит бутылку "Тиходонского" и три картонных стаканчика. Стаканчиков надо было взять больше - группа иноков заинтересованно следит за развитием событий, и по законам гостеприимства пригласить к выпивке следует всех желающих. Хоть по три капли на нос, неважно, тут главное жест! Они-то уж попили у себя настоящего шампанского, "Тиходонским" их не удивишь, но совместное распитие сближает и способствует... Денис вручает Мадлен стаканчик с таким видом, будто это хрустальный бокал. Они встречаются глазами, и Денис явственно читает в них интерес. Он ощущает всплеск настроения, будто получил инъекцию веселящего препарата. - Господа, присоединяйтесь! - широким жестом Денис протягивает оставшиеся стаканчики в сторону группы, совершенно не представляя, как станет выкручиваться, если интерес к предложению проявят больше, чем двое. Но французы вежливо улыбаются и делают отрицательные жесты. Худенькая женщина с короткой стрижкой хлопает ладонями по открытым плечам и что-то говорит пофранцузски. - Холодно пить шампанское, - переводит Мадлен и лукаво улыбается. - А я не боюсь холода... В ее тоне Денису слышатся многозначительные обещающие нотки. Его бросает в жар. У него дрожат руки. Тиходонское шампанское пенится, выплескивается на дощатую палубу. Мадлен звонко смеется. - За вас, наших гостей! - торжественно провозглашает Денис. В одной руке он держит стаканчик, в другой трубку. Это неудобно и кажется, будто выглядит он совершенно по-дурацки. - Нам очень приятно, что вы прибыли в наши замечательные края, надеемся, что это не последний раз. За вас, Мадлен! Он залпом выпивает свою порцию. Шипучая сладкая жидкость попадает в пустой желудок, вызывая тошнотный спазм. Сейчас бы горячую отбивную с зеленым горошком! Витька только пригубляет - боится, что жена учует запах. Лучше бы вообще отказался, а так принужденность его поведения видна невооруженным глазом! Мадлен пьет медленно, маленькими глотками, губы мягко облегают картонную кромку, не оставляя следов помады. - Вы удобно устроились? - галантно спрашивает Денис. - В какой гостинице? В животе у него заурчало. Денис чуть не провалился сквозь палубу и до отказа втянул пресс, как будто старался достать до позвоночника. - "Кавказ". Другого ответа он и не ждал - интуристовская гостиница одна в городе. "В каком номере?" - рвался из захмелевшего нутра следующий вопрос, но гортань и губы никогда не пропустили бы его наружу. - А вы работаете или учитесь? - в свою очередь интересуется Мадлен. - Учимся. В университете, на юридическом, - честно отвечает Денис и рассказывает о себе и Осипове. Они действуют без легенды, под своими именами, поэтому им ничего не нужно придумывать. - Занятия закончились, вот мы и решили прогуляться по реке... - Подышать свежим воздухом, - добавляет Витька, довольный, что встрял в разговор. - А вы женаты? - Мадлен показывает на Витькино обручальное кольцо. - Да, - энергично кивает тот. - Совсем недавно. - А почему жена не дышит свежим воздухом? - Э-э... Она... Она заболела! - брякает Осипов. Идиот! - Странно! - удивляется Мадлен, и улыбка ее становится напряженной. Молодая жена заболела, ей нужен уход, лекарства... А вы после занятий не спешите к ней, а едете дышать воздухом! Витька не отличается сообразительностью. Он молчит и смотрит в сторону, как на семинаре у Франка. Дениса окатывает волна злости. Какой тупица! - Витя живет в общежитии, а жена отдельно, у родителей, - объясняет Денис. - У них одна комната, и все не помещаются. Конечно, этим признанием он подрывал престиж своей страны, но в конце концов сейчас гласность, скрывать недостатки перестали. А истинную причину их нахождения на прогулочном катере надо скрыть любой ценой... - Вечером Витя зайдет ее проведать, понимаете? Навестить. И снова пойдет в общежитие. - Муж и жена живут отдельно?! - Да. Но скоро им дадут комнату в общаге. В смысле в общежитии. - Скоро дадут! - воспрянул Витька. - Профком обещал! - А шампанское... Не слишком ли оно дорогое для неимущих студентов? - Мы это... Подрабатываем, - выпятил грудь Витька. - Да? Интересно, где же? - Грузчиками в магазине. Мадлен окинула взглядом его фигуру и теплыми пальцами мягко взяла Дениса за руку. Когда-то он занимался боксом, и кулак с разбитыми костяшками выглядел внушительно. Но она разжала его и нежно провела по ладони. - Вы не успели испортить руки, - серые глаза потускнели. Дальше беседа протекала вяло. Мадлен не выпытывала государственных секретов, не высказывала никаких просьб и не давала поручений, не пыталась соблазнить и завербовать, не просила адреса для переписки, словом, не делала ничего запрещенного, да и разрешенного тоже не делала. И все остальные французы вели себя идеально: не вступали в контакт с местными, ничего не передавали, не разбредались, даже в бар не пошли. Погода испортилась: полил мелкий, колючий дождь, волны приобрели свинцовую окраску и покрылись белыми барашками. Легко одетые иноки забились под тент, зябко поеживались. Только Мадлен с удовольствием подставляла лицо холодным брызгам. С мокрыми волосами и разрозовевшимися щеками она выглядела очень привлекательно. Денис поймал себя на мысли, что никогда раньше не засматривался на женщин ее возраста. А сейчас... В груди расширялся теплый шар, наперекор погоде согревая все его существо. Уж не влюбился ли он? С первого взгляда, в иностранку, которая через пару дней навсегда уезжает из страны... Любовь способствует безумствам. Он знает, как надо держаться и что говорить, чтобы беспрепятственно пройти в "Кавказ", и он легко может установить номер, в котором она живет. Только что дальше? Нет, все бесполезно... - Что вы делаете завтра? - не удержавшись, спрашивает он. - Или сегодня вечером? Я мог бы показать вам город. И окрестности... - Невозможно, - Мадлен безразлично качает головой. - Сейчас у нас прием в горисполкоме, потом я лягу спать. А завтра весь день тоже расписан по минутам. Денис отчетливо чувствовал: в Мадлен что-то изменилось. Она поддерживала разговор, задавала необязательные вопросы, впопад отвечала, по-прежнему мило улыбалась. Но это уже была другая Мадлен. Теперь он не ощущал ни прежнего интереса, ни расположенности, только безразличие и усталость. Лишь элементарная вежливость заставляла ее поддерживать разговор. Настроение у Дениса испортилось. Перемены в поведении женщины он отнес на свой счет. Дурацкая трубка, бурчащий живот, идиотское шампанское без закуски, как на вокзале... Когда катер уже развернулся и возвращался к причалу, толстый веселый дядька в джинсовых шортах неожиданно навел на них фотоаппарат. - На памьять! - Давайте, давайте! - радостно поддержала Мадлен. К ней словно вернулось хорошее настроение. Витька шарахнулся в сторону, как черт от ладана. Денис растерялся, но вида не подал, стал спокойно рядом с Мадлен, даже когда она взяла его под руку, не отстранился. - Щелк, щелк, щелк... - Спасьибо! Теперь скажьите ваш адрьес, я пришлюю снимьок! Весело улыбаясь, толстяк достал блокнот. После чуть заметной паузы Денис продиктовал адрес, толстяк аккуратно записал. - Хорошьо! - он долго тряс Денису руку. Мадлен оставалась безучастной. Прогулка подходила к концу. Скоро борт катера с треском притерся к свисающим за край причала старым покрышкам. Денис смотрел вслед Мадлен, но она не обернулась. Иноков забрал огромный интуристовский автобус, незаметно рассосался остальной народ, и набережная опустела. Дождь закончился, но от реки тянуло холодом. - Хорошо сработали, правда? - спросил Витька. - Угу. - Все четко, обеспечен полный контроль. Да? - Да. - Ну, я побежал к Наташке. Лады? - Лады. Но он никуда не побежал, а продолжал топтаться на месте. - А я не облажался с этим кольцом? - Облажался. - Да, надо было снять... Ты только Мамонту не говори... - Пока. Я пойду прогуляюсь, - вяло пожав руку Витьке, Денис двинулся вдоль ограждающей реку чугунной решетки. Радостно высунув язык, огромными прыжками пронеслась мимо здоровенная овчарка. В выбоинах тротуара блестели лужицы, пахло свежестью и тиной, через каждые сто метров огромными черными грибами торчали из асфальта чугунные швартовочные тумбы. Он поставил ногу на одну из них, облокотился на колено, вынул и повертел в руках трубку, незаметно осмотрелся. Осипова уже и след простыл, видно, чешет со всех ног к своей Наташке. Пожилая чета, подстелив газету и не убирая на всякий случай зонт, чинно сидит, на скамейке лицом к Дону. Тоненькая девушка выгуливает на поводке поджарого нервного добермана. С достоинством идет рядом со статной дамой красавец дог в наморднике. Топая как лошадь, пробежала обратно знакомая овчарка. Хозяин ожидал ее вдали, под легким силуэтом высокого моста, связывающего левый и правый берега и открывающего ворота на Кавказ. Несмотря на свой вполне гражданский вид, это стратегический объект. Раньше Денис об этом не задумывался. И вообще не подозревал, что в Тиходонске столько особо важных заводов и НИИ, к которым вожделенно присматриваются зарубежные спецслужбы. Спрятав трубку, Денис двинулся дальше. Пройдя мимо череды белых теплоходов у пассажирского причала, он подошел к зданию речного вокзала, стилизованному под стремительно несущийся вперед парусник. Роль мачты с разбухшими от ветра парусами выполняла десятиэтажная гостиница, которая так и называлась - "Парус". Пару раз он бывал там, когда приходилось работать со шведскими моряками. Наверху имелся неплохой бар. Но сейчас у него другой маршрут, неизвестный, кстати, ни Витьке Осипову, ни другим членам отряда. Денис шел вдоль задней стороны бетонного корабля, на уровне ватерлинии. В отличие от фасадной части здесь царила полная запущенность - мусор, облупившаяся штукатурка, извечные надписи... Только теперь они выпол