Гейдрих замолк, и его адъютант позволил себе пренебрежительную усмешку.
- Да, коллега, фрау Шульце была в претензии! Кроме того, она писала, что арестованного вместе с ее сыном публициста Генриха Эрлангера самым зверским образом забили до смерти. Мягкотелому Хенце, надеюсь, это письмо послужило хорошим уроком. Правда, он тут же ударился в другую крайность и опять арестовал Шульце-Бойзена. Ему явно не следовало торопиться. Уж если он, не посоветовавшись с более опытными товарищами, решился выпустить на волю заведомого противника национал-социализма, то мог бы набраться терпения и подождать, пока появится повод водворить его обратно. Но он не подождал. Совершенно не нордическое поведение. Какая-то нервная, женственная импульсивность. Хенце - "старый борец". Он еще в 1927 году получил в билете отметку "допущен к секретной работе". Вызовите его ко мне послезавтра на семнадцать часов.
Адъютант сделал пометку в блокноте. Он уже привык к тому, что шеф круто менял разговор и становился под занавес разговорчивым. Но даже он никогда не мог понять, что интересовало Гейдриха больше всего. Сейчас ему показалось, что этот жалкий журналистик с его скандальной мамашей и злополучный Хенце заботят шефа не меньше, чем сам Тельман, не говоря уж о международной политике и светских сплетнях.
- Значит, этот Шульце-Бойзен опять под арестом? - на всякий случай уточнил он.
- Нет. Фрау Шульце сразу же отправилась к нашему новому полицай-президенту, адмиралу фон Леветцову, и Шульце-Бойзен вновь оказался на свободе. У нас есть сведения, что он решил пойти в ВВС. Пусть информатор летной школы в Варнемюнде обратит на него особое внимание.
- Больше ничего, группенфюрер? Насколько я знаю, школа в Варнемюнде только считается гражданским учреждением...
- Ограничимся пока наблюдением. На сегодня все. Свяжитесь с абвером и договоритесь о моей встрече с Канарисом в любое удобное для него время. Эти дни я буду у себя, на острове Фемарн. Все телефонные разговоры переводить туда. Если поступят важные сообщения от наших агентов из штаба СА, немедленно поставьте меня в известность.
Вот оно, главное, подумал адъютант. Начинается...
Глава 24
ГИПНОЗ
Когда Гиринг возвратился от Гейдриха, у Тельмана уже было выбито четыре зуба. Окровавленный и обессилевший, он полулежал в кресле. Дыхание было хриплым. На почерневших, распухших губах вздувались и лопались пузыри кровавой слюны.
Эсэсовцы тоже отдыхали. Курили.
- Ну, как дела? - осведомился Гиринг.
Штандартенфюрер с открыточным лицом истинного германца молча пожал плечами. Кисть его правой руки была завязана носовым платком неосторожным ударом он сорвал кожу с костяшек пальцев.
- Вам не надоело, Тельман? - спросил Гиринг, склоняясь над креслом, и, не дожидаясь ответа, круто повернулся к столу. Снял трубку внутреннего телефона с черным слепым диском и, сдерживая бешенство, четко и внятно произнес:
- Попрошу господина Бёме.
Он нисколько не верил в этого Бёме. Но, черт возьми, он надеялся, что за время его отсутствия дело сдвинется с места. Оказалось, что, кроме стонов сквозь закушенную губу, они ничего, ровнешенько ничего из него не выбили. Нет, Гиринг больше верил в мясо, которое может очень болеть, и кости, которые так неприятно трещат, чем в нервную систему. И все-таки следовало попробовать и этого Бёме. В виде дополнения к общему курсу терапий, как остроумно выразился Вилли. Тем более, что Бёме, профессионального гипнотизера, рекомендовал лично Ганнусен - знаменитый ясновидец, услугами которого пользовались Геринг и сам фюрер. Генрих Гиммлер платил этому Бёме еженедельное жалованье по ведомости хозяйственного управления СС. Гиринг не спрашивал у коллег из соседних отделов гестапо, каков Бёме в деле. Это было не принято. Но он слышал тем не менее, что на некоторых его приемчики действуют получше, чем все эти "усиленные меры". В конце концов, Гиринг ничего не терял, пригласив гипнотизера на сегодняшний допрос. Выйдет - прекрасно, не выйдет - так не выйдет. Кроме того, склонный к мистицизму рейхсфюрер СС Гиммлер не любил скептического отношения к "тонким", по выражению осторожного Гейдриха, "материям".
Потомственный судейский чиновник, Гиринг не мог не знать, что черный орден СС построен по образцу иезуитского. Вся структура его управления была заимствована у отцов-иезуитов, а безраздельное единовластие рейхсфюрера лишь повторяло оправдавшее себя в веках единовластие генерала ордена. Отсюда проистекали и "фюрер-принцип", и мистицизм, в который Гиммлер облек фигуру вождя. Ему было мало реальной власти над черной элитой и тайной полицией. Он хотел еще власти иррациональной и непостижимой, простирающейся до самых глубин человеческой души. Ему было мало вызывать в людях простой страх. Он хотел, чтобы страх этот стал беспредельным и суеверным. Поэтому высших офицеров черного корпуса время от времени наставляли в искусстве сосредоточения духа. Гиммлер хотел, чтобы важным акциям или решениям предшествовали особые ритуальные церемонии. Он не знал только, на чем ему остановиться: на тантрических церемониях тибетских лам, средневековых черных мессах или выдуманных розенберговскими теоретиками отправлениях новой официальной "религии Вотана". Нередко он валил все в одну кучу: валгалу, шабаш и мистический рай Сукхавати. Получался какой-то чудовищный и мрачный гротеск. Уродливый и даже неприличный. Своим приближенным он часто говорил, что является перевоплощением императора Генриха II и хорошо помнит свою прошлую жизнь.
Не столько важно, верил ли в это он сам. В создавшейся ситуации любое сомнение по части "тонких материй" могло больно ударить по карьере. Гиринг отдавал себе в том полный отчет. Перед подчиненными он тоже порой напускал на себя загадочно-просветленный вид и начинал нести совершенную ахинею о метемпсихозе, высших силах, нездешних учителях и заклятии крови. Как правило, его мистический угар совпадал с очередным оккультным пароксизмом рейхсфюрера. Теперь вот он счел необходимым прибегнуть к помощи Бёме. Но сердце его к этому не лежало, нет. Что-то грызло, что-то беспокоило. Может быть, то, что Бёме был креатурой Ганнусена?
Высший офицер СС, Карл Гиринг знал, чем занимается секретная служба элита элит! Знал он и то, что в последнее время отношение к Ганнусену незаметно переменилось. Ходили глухие слухи, что ясновидящий где-то что-то сболтнул по поводу пожара. Что он в свое время то ли навел кое-кого на эту бесподобную идею, то ли прочел ее огненные буквы в чьей-то душе - точно не известно. Но о том, что пророк сболтнул где не надо, говорили определенно. А он любил многозначительно сболтнуть, любил. Кроме того, он слишком много знал о той неуловимой для непосвященных трещине, которая пролегла в отношениях между двумя самыми выдающимися вождями нации: Гитлером и Ремом.
От Ганнусена, одним словом, лучше было держаться подальше. Гиринг не верил ни в ясновидение, ни в прочую чертовщину, но обладал сверхъестественным чутьем к настроениям там, наверху. Поэтому он провидел в Ганнусене скорого покойника. Как Вёль. Как обер-брандмейстер Гемп. Как доктор Белл.