«К чему морока такая?», спросите. А, как же! Вдруг, случится, гость важный нагрянет? Кто его первый у ворот встретит, как не дворня? Выскочат молодцы, один к одному, как грибы подосиновики. На землю сойти пособят, лошадь в стойло поставят, чарочку с поклоном поднесут, до крыльца под ручки доведут. Статные, чистые, почтительные, лицами светлые. Сразу видно, что хозяйство тут крепкое, на самотёк не пущенное. Отрадно будет и отдохнуть, и с барином о делах поговорить.
А, то, как бывает. Заглянет помещик к соседу на обед. Глядь, конюх спешит, ногу волочит. Один лакей глазами косит, другой зубами лошадиными скалится, у третьего лицо в оспинах, от четвёртого дух такой, хоть святых выноси. Мальчонка с заячьей губой под ногами вертится, мешает.
— Что ж за дворню ты себе подобрал, любезный? — поморщится гость.
— Кого уж Бог дал, — вздохнёт хозяин. — Мужичьё, подлая порода.
— За людишками своими, друг сердечный, следить надобно, — назидательно поднимет тот палец. — Коли хочешь, изволь, продам тебе на развод. А нет средств, так сам расстарайся, улучши породу.
И рассмеётся обидно…
НЕ МЕЧИТЕ БИСЕРА ПЕРЕД СВИНЬЯМИ
Дождливым августовским утром 1399 года Витовт, великий князь Литвы, ждал в своём шатре хана Золотой Орды Темир — Кутлуга. Послышались лёгкие шаги и, откинув полог, бесшумно вошёл молодой князь Острожский.
— Язычники прибыли, — доложил, кривовато усмехнувшись. — Выйдешь к ним?
— Велика честь будет, — Витовт не спеша сел в плетёное походное кресло, вытянул длинные ноги. — Зови.
Острожский вышел и немедленно вернулся.
— Говорят, что не смеют, — фыркнул князь. — По их обычаям, ты должен выйти, принять дары, — он досадливо махнул рукой.
Пробормотав проклятие, Витовт шагнул за порог под дождь.
Татары, завидев его, залопотали по–своему и принялись кланяться. Их халаты и островерхие шапки промокли насквозь, с меховых воротников капала вода.
— О, солнцеликий Царь, — загнусил толмач, — наш хан, самый преданный из твоих друзей; любящий тебя, как брата; почитающий, как отца…
— Кто из них Темир — Кутлуг? — краем рта, прошептал Витовт.
— Молодой, в центре. В жёлтом халате, — так же, не поворачиваясь, ответил Острожский.
— … и просит принять в дар лучшего жеребца Орды, — закончил толмач.
Хан, закивал головой и расплылся в улыбке.
Конь, действительно оказался хорош. Витовт довольно похлопал его по спине, заглянул в фиолетовые, диковатые глаза и сдержанно поблагодарил татар. Те разом заговорили, замахали руками.
— Просят, что бы ты сел в седло, — Острожский пожал плечами…
Вслед за жеребцом князю поднесли саблю, ларец с каменьями, парчовый мешочек с пряностями. Хан довольно кивал и улыбался. Витовт, сдерживая накопившееся раздражение, сухо благодарил.
— Хан проголодался и просит позволения удалиться, — толмач невозмутимо смотрел щёлочками глаз на князя.
Что было делать? Витовт пожал плечами и ушёл в шатёр…
Переговоры начались только на третий день, потому что у хана заболела жена, и он ездил к себе в лагерь, проведать её.
— Ты видел моё войско, — Витовт говорил короткими фразами, что бы толмач успевал переводить. — Сто тысяч человек. Пушки, закованные в сталь рыцари.
Хан почтительно кивал.
— Если начнётся битва, мы неминуемо победим.
Хан согласно развёл руками.
— Но я милостив, — Витовт сделал паузу. — Отныне Орда войдёт в Великое княжество Литовское. Ты поклянёшься в вечной дружбе и начнёшь чеканить ордынскую монету с моим изображением.
Хан удивлённо поднял брови и быстро что–то сказал.
— Он не понял, для чего твоё лицо на деньгах, — смутился толмач.
— Скажи, что теперь мы друзья. А по нашей традиции, на монете должно быть изображение старшего друга.
Острожский, стоящий за спиной князя, подавил смех, но смолчал.
— Хан просит время до вечера. Он должен подумать, — переводчик выглядел растерянным.