Слухи о «безумном испанце» принялись гулять по Карибам и, в конце концов, достигли резиденции губернатора Ямайки.
— Хочу видеть этого капитана, — топнула ножкой в атласном башмачке дочь губернатора.
— Нет ничего проще, дочь моя, — расплылся в улыбке её отец. — Не далее, как вчера ночью, шхуна «Андалусия» встала на якорь в нашем порту. Если хочешь, приглашу «безумного испанца» на обед.
Стоит ли говорить, что едва встретившись, молодые люди полюбили друг друга, а, через месяц сыграли пышную свадьбу. И в следующее плавание Диего Фернандес уже отправился с молодой женой.
Первый же встреченный ими корабль, прочитав название «Андалусия», немедленно сбавил ход, а команда принялась спешно переодеваться в женскую одежду.
— Пушкари, огонь! Абордажная команда, по местам — скомандовала новоиспеченная донья Фернандес. — Знаешь, дорогой, у нас на Карибах все такие пройдохи, — улыбнулась она мужу.
ПРОВАЛИТЬСЯ СКВОЗЬ ЗЕМЛЮ
Как было бы славно уметь ПРОВАЛИВАТЬСЯ СКВОЗЬ ЗЕМЛЮ.
Ведь, как бывает? Просыпаешься утром, закуриваешь первую сигарету, и начинается:
— Да, как ты мог? Это у тебя юмор такой? Как теперь ему (ей) в глаза смотреть?
И вместо того, что бы оправдываться, что, мол, «как–то само вышло», «меня не так поняли» и «выпимши был», ты просто ПРОВАЛИВАЕШЬСЯ СКВОЗЬ ЗЕМЛЮ.
А там темно и прохладно. Звуки не долетают. Прислоняешься горячим лбом к какому–нибудь песчанику и замираешь. Можно там час пробыть, можно день, можно вечность.
Пусть они там себе наверху…
ПТИЧЬЕ МОЛОКО
Однажды Султан великого города Багдада вызвал к себе Главного Визиря и говорит,
— Решил я узнать, как живётся моему народу…
— Они абсолютно счастливы, и не устают благодарить тебя, о величайший из всех правителей, — воздевает руки к небу Визирь.
— Вот я и собираюсь на это взглянуть, — довольно кивает Султан. — Так ли всё хорошо, как мне доносят слуги. Теперь же, ступай и принеси рубища. Сегодня вечером мы покинем дворец и, одевшись беднейшими простолюдинами, обойдём все площади Багдада. Послушаем, о чём говорят на улицах жители моего города.
— О, алмаз моего сердца, — растерялся Визирь, — Позволь придумать другой способ, не подвергающий риску жизнь мудрейшего из султанов. Дай мне срок до утра.
Султан, поразмыслив, согласился, и наутро, Визирь уже стоял у его трона.
— Вели объявить глашатаям, что обещаешь назвать своим наследником того, кто добудет ПТИЧЬЕ МОЛОКО.
— Да, в своём ли ты уме? — удивился Султан. — О каком молоке ты говоришь?
— Не гневайся, а выслушай меня, о, терпеливейший, — повалился ему в ноги Визирь. — Что бы узнать, как живётся твоим подданным, задумал я одну хитрость. Согласись, о мудрый Султан, что отправиться за птичьим молоком решатся только бездельники или отщепенцы. Добрый ремесленник или честный торговец, не бросят свои мастерские и лавки, ради погони за призрачной удачей. Повели всем желающим попытать счастья, собраться завтра на площади.
Подивился Султан такой изощрённой хитрости и согласился с Визирем.
На следующий день несколько сотен горожан собралось перед дворцом.
— И это всё? — обрадовался Султан, выглядывая с балкона. — Немного же их.
— Позволь мне продолжить, о, справедливейший, — поклонился Визирь.
— Султан повелевает, что бы вы принесли не только молоко, но и саму птицу, — выкрикнул он. И склонившись к правителю, пояснил, — Сейчас увидим, сколько из них хитрецов.
Толпа внизу заволновалась и заметно поредела.
— Мошенники? — расстроился Султан.
Визирь скорбно покачал головой и снова прокричал, — Вы отправитесь в дорогу на своих лошадях, и будете содержать себя сами!
— Смотри, да они все ушли, — развеселился Султан. — Только какой–то бродяга остался. Или уж совсем отпетый мошенник, или глухой. Зови его сюда.
Визирь сделал знак стражникам, и они тотчас приволокли юношу пред светлые очи Султана.
— Как тебя зовут? — Визирь подошёл к нему, внимательно вглядываясь в простоватое лицо.
— Хасан, о светлейший господин, — низко поклонился тот.
— И ты, Хасан, берёшься достать для нашего повелителя птичье молоко и, в награду, стать его наследником?
— Берусь, — глуповато ухмыльнулся юноша, и добавил, замешкавшись, — точнее, уже достал.
Под пристальными взглядами стражников, он скинул с плеча пыльный хурджин, развязал его и извлёк на свет курицу.
— Велик Аллах, — Султан привстал с трона и сделал несколько шагов вперёд.
Между лап курицы свисало розовое вымя.
Визирь осторожно, кончиком пальца дотронулся до птицы и отдёрнул руку.
— Кто дал тебе её? — вкрадчиво спросил он. — Джины или ифриты?
— Сама родилась год назад, — развёл руками Хасан. — Все куры, как куры, а эта вот такая. Принёс в город, собирался продать. Хотите я надою молока?
Султан, взяв с подноса кисть винограда, оторвал и бросил ягоду курице. Та, наступив на неё лапой, принялась выклёвывать мякоть.
— На вид, обычная курица, — изрёк Султан и заинтересованно присел на корточки рядом.
— Молоко, уж не прогневайтесь, — осмелел Хасан, — у неё горьковатое. Дрянь, а не молоко.
Повисла тишина. Курица, склевав виноградину, важно вышагивала по плитам.
— Сколько хочешь за неё? — прервал молчание Султан.
— Позволь мне просто подарить, — почтительно склонился юноша.
— Кстати, — Султан выпрямился, и голос его задрожал от ярости. На курицу он больше не смотрел. — Не помнит ли мудрейший Визирь, что мы обещали в награду за птичье молоко?
Визирь побелел лицом.
— Но, позволь, о, светлейший, — заволновался он. — Мы говорил о птице. Курица же не совсем является ею. Мало того…
— Мне ничего не надо, — покраснел от своей дерзости Хасан. — Я был во дворце, говорил с самим Султаном, преподнёс ему подарок. О чём ещё можно мечтать? Теперь дозволь мне уйти.
Конечно же, Султан не отпустил Хасана с пустыми руками. Подарил шёлковый халат, караван верблюдов и сундук с золотом…
— Восток — сказочная страна, — полюбил повторять Султан Визирю, когда они, одетые в рубища, прохаживались по улицам Багдада.
ПУД СОЛИ СЪЕСТЬ
Наденька Крупская с необычайной скоростью печатала на пишущей машинке, знала несколько иностранных языков, могла ловко сварить клейстер для листовок, но совсем не умела готовить. Обычно, человек, не имеющий призвания к кулинарии, всё же способен овладеть рецептами двух–трёх блюд. Поджарить колбасу, запечь рыбу в фольге или нарезать салат. Надежда Константиновна не умела ничего. Обычные бутерброды крошились и разваливались в её в руках. В жидких, дурного цвета супах, плавали волосы. Даже чай получался не горячий, а тёплый и отдающий мокрой тряпкой.
Выхлопотав у однопартийцев приличную сумму на ссылку в Париж, Ленин надеялся было отдохнуть душой в этом раю рестораторов и гурманов, но, увы, Крупская последовала за ним.
— Наденька, — принюхиваясь к запаху горелой каши, начинал нервничать Владимир Ильич, — давай сегодня пообедаем в кафе. Тут рядышком, на Rue Marie Rose, восхитительную уточку по вторникам подают.
— Володенька, — раздавался строгий голос из кухни, — потерпи минутку, обед почти готов. А уток и прочих каплунов оставь местной буржуазии.
Несложно догадаться, что ссылка в Сибирь была воспринята Лениным с изрядной долей оптимизма. Проезжая в телеге мимо крестьянских изб он живо представлял себе чугунки с парящей картошкой, розоватые куски сала на огромных ломтях горячего хлеба, тушёных в горшках зайцев и глиняные миски с квашеной капустой. И одинокую хозяйку, чернявую хохотушку, стремящуюся во всём угодить интеллигентному революционеру.
Дом в Шушенском, где ему предстояло провести несколько лет, встретил Ильича жаром натопленной печи и запахом пирогов.