— Я в порядке, чувак. Я завязал с сахаром.
Дверь открылась, зазвенели колокольчики, и все дурацкие вопросы Уилла были утеряны снаружи. Я позволила себе улыбнуться. Я скорее умру, чем позволю своим братьям узнать, какими милыми они могли бы быть. Но иногда, когда они не смотрели, я ничего не могла с собой поделать.
Я переключила свое внимание на Джону.
— Я возвращаюсь в офис, если ты хочешь поговорить.
Возможно, вежливее было бы дождаться его ответа, но я знала Джону так долго, как только могла сохраниться моя рабочая память. Он не был моим братом, но и незнакомцем тоже не был. Я приберегла свои манеры для людей, которые в них нуждались.
Но когда я развернулась, чтобы уйти, Джона положил руку мне на поясницу, подталкивая в нужном направлении. В течение сильного, почти гипнотического момента я боролась с желанием откинуться назад на его массивную ладонь и позволить своему весу полностью переместиться на него.
Желание возникло из ниоткуда, и я мгновенно вспомнила себя шестнадцатилетней, тоскующей по лучшему другу моего старшего брата, который только изредка замечал, что я вообще жива. Воспоминание опозорило меня с головы до кончиков пальцев ног. И я подавила яростный румянец со всем наигранным самообладанием, которым научилась управлять за эти годы.
Шагнув вперёд, я получила некоторое пространство между рукой Джоны и своей спиной. И почувствовала себя немного лучше.
За исключением тех чёртовых тёплых чувств, которые я только что оплакивала. Это было одно касание. Одной рукой. Один Джона для моего одинокого, заброшенного тела. И я чувствовала, как ускользает с трудом завоеванное безразличие, на создание которого я потратила десятилетия.
Ну и что с того, что я провела семьдесят пять процентов своей жизни, по уши влюблённая в этого парня? Наконец-то у нас появилась великая, фантастическая, ультраплатоническая дружба, которая доставила мне настоящую радость. Я не собиралась всё портить, признаваясь ему в своей вечной любви.
Снова.
ГЛАВА 2
Джона последовал за мной через кухню, мимо нашего гениального шеф-повара Кейса и его крошечной станции подготовки ингредиентов, в мой кабинет. Здесь было тише. Жужжание и свистящие звуки кухни звучали отдалённо. И постоянный грохот на первом этаже казался особенно далёким.
Когда Джона закрыл за собой дверь, тишина, казалось, зазвенела между нами. Я села в своё рабочее кресло, остро ощущая все скрипы, которые оно издавало, когда мой вес вдавливал сиденье. Моё дыхание внезапно стало слишком громким. Почему я отключила фоновую музыку, когда ранее уходила? Музыка, по крайней мере, замаскировала бы пронзительный крик в горле, который я не смогла сдержать.
— Чем я могу тебе помочь? — спросила я Джону, отчаянно пытаясь прервать свой внутренний монолог. — Это действительно из-за инвентаризации?
Он почти рухнул в кресло по другую сторону стола.
— Да. Но сначала, можем ли мы поговорить об Уилле? Ну, правда, что с ним происходит?
Из-за праздников прошло много времени с тех пор, как мы вдвоём могли просто посидеть и поговорить. Он всегда приходил на мероприятия нашей семьи, но мы никогда не были только вдвоём. И мы никогда много не разговаривали, когда мои братья были рядом.
Дело было не в том, что у нас была тайная дружба или что-то в этом роде. Уилл и Чарли знали, насколько мы с Джоной сблизились за последние несколько лет. Особенно с тех пор, как мы так тесно сотрудничали. Но всегда было странно, когда мои братья были рядом. Они добавляли дополнительный слой сложной неловкости, которого мы с Джоной предпочитали избегать.
В самом начале нашей дружбы они постоянно делали замечания и предположения о нас двоих. Дело было не в том, что мы не были толстокожими. Просто было легче, когда им не о чем было говорить, и обсуждать, и сплетничать.
Честно говоря, Уилл и Чарли вели себя так с любым парнем, которого я приводила домой. Но с Джоной существовал другой уровень раздражения. Главным образом потому, что я никогда не нравилась ему больше, чем друг.
А также потому, что не могла просто бросить его и разорвать отношения простым сообщением. Джона был бы в моей жизни так же долго, как и мои братья. Так долго, как и любой член моей семьи. Он был не просто лучшим другом Уилла. Или моим близким другом. Он был семьёй.
Это никогда не изменится.
Часть меня утешалась тем фактом, что я могла положиться на него так же твёрдо, как на братьев и маму. Он всегда был бы рядом со мной. Он никогда не бросит нас, а мы его. Но другая часть, менее выраженная и спрятанная в запертом ящике неприятных эмоций, которые я не знала, как обработать... боролась с разочарованием. Может быть, потому что в то время как мои братья и мама думали о нём как о близком члене семьи, я не могла так думать. Эта дружба была настолько хороша, насколько это было возможно для нас. И нравится мне это или нет, я должна была понять, как смириться с этим.
Я снова расслабилась, опираясь на спинку, и рассмеялась.
— Что ты имеешь в виду?
— Вся эта история с серьёзной подружкой так раздражает, — пожаловался Джона. — Сначала всё было хорошо. Я никогда не видел, чтобы он так увлекался кем-то, так что я рад за него. Но, честно говоря...
Я не совсем понимала на что он жаловался. Не то, чтобы я также не испытывала зубовного скрежета от раздражения, находясь рядом с двумя людьми, которые были так влюблены, что, казалось, птицы пели им вслед, а их глаза всегда были в форме сердец. Но я также жила с постоянным низким гулом раздражения из-за Уилла. И из-за Чарли, если уж на то пошло. Так что раздражение Джоны было не совсем очевидным.
— Тебе не нравится Лола? — догадалась я, удивившись.
— Нет, Лола великолепна. Она в чём-то мила, но в то же время идеально подходит для придурковатости Уилла. Это всё вторичное. Он помешан на любви, и меня от этого по-настоящему тошнит.
— Ооооо, — я улыбнулась, искренне изумлённая. — Ты ненавидишь людей, которые счастливы.
Его свирепый взгляд заставил бы трепетать менее стойкую женщину.
— Я счастлив, что он счастлив.
— Вот почему ты сейчас рычишь.
— Я не рычу, — прорычал он.
Я сдержала улыбку.
— Он придёт в себя, Мейсон. Ему просто нужно время, чтобы... приспособиться. Всё это для него в новинку. И для Лолы, полагаю. В конце концов, они перестроятся на то, чтобы быть нормальными людьми, которым нужно нормальное количество пространства и времени порознь. Твой ведомый не оставит тебя навсегда.
Он сцепил руки и заложил их за голову, затем вытянул свои длинные ноги так, что они оказались под моим столом, всего в нескольких сантиметрах от моих ступней. Он был бы идеальной картиной расслабленности и покоя, если бы не его прищуренные глаза.
— Ты думаешь, я ревную.
Я наклонилась вперёд на своем столе, невинно моргая и положив подбородок на сложенные руки.
— Я знаю, что ты ревнуешь. И это восхитительно.
Его взгляд смягчился, как будто он был удивлён.
— Я не ревную. И я не восхитителен, Инглиш. Иногда мне кажется, что ты меня совсем не знаешь.
Моя улыбка исчезла. С этим ничего нельзя было поделать. Что-то со мной было на сто процентов не так... но ворчливый Джона был моим любимым Джоной.