— Нам очень повезло, что у нас был такой прекрасный адвокат. Герберт сразу дал понять, что настроен очень решительно, и был уверен в том, что все пройдет хорошо.
— И его огромная уверенность давала мне надежду на лучшее. Мне правда было намного легче из-за того, что этот человек все время поддерживал нас, зная, как нам было тяжело.
— И было отчасти легче от того, что адвокат и сам очень много говорил, когда кто-то из нас не был в состоянии.
— Но было очень тяжело из-за того, что Майкл, его сообщники и их адвокат усиленно поливали нас грязью каждый раз, когда кто-то говорил.
— Да уж, они всем нам нервишки потрепали.
— Самый сложный день был именно первый, — с грустью во взгляде вздыхает Наталия. — Огромное количество репортеров, сильное напряжение… Страх, что что-то пойдет не так…
— Я не мог долго уснуть в ночь перед судом, — признается Эдвард. — Слишком сильно нервничал от осознания того, что снова встречусь с этими подонками. Как представлял себе что-то подобное, так меня начинало трясти от ужаса.
— Не только ты один, милый. Я вообще не спала всю ночь. Да и Терренс с Ракель и твои родители тоже выглядели так, будто не выспались.
— По крайней мере, они ничего не говорили.
— А тут еще и эти репортеры и журналисты. Нам и так было тяжело, а они еще больше усугубили наше состояние.
— Согласен. Они и правда достали нас.
— Да уж… — хмуро бросает Наталия. — Все им надо знать, чтобы потом сделать сенсацию. Делают деньги на эксклюзивных подробностях.
— Радует, что заседание было закрытым. А то от их постоянных вспышек фотокамер у меня глаза болели. И я едва боролся с желанием послать всех этих журналюг куда подальше.
— Мне тоже. Хотя такое поведение стало бы причиной написать статью, порочащую честь кого-то из нас.
— Вот поэтому нам и пришлось сдерживать себя.
— Это стоило огромных усилий.
— Но самый ад начал после того, как когда судья объявил заседание открытым. — Эдвард нервно сглатывает. — Помню, как приставы привели в зал суда дядю Майкла и всех его сообщников. Они все смотрели на нас презренными взглядами, которыми запросто могли быть убить нас или просверлить дырки в наших лбах.
— А я никогда не забуду, какой ужас овладел мной, когда в зал привели Уэйнрайта, — с округленными глазами признается Наталия. — У меня перед глазами пронеслись воспоминания обо всем, что он со мной сделал. А когда он опять посмотрел на меня так, будто собрался повторить это, то мне до смерти захотелось сбежать из зала.
— Он так пялился не только на тебя, любимая. — Эдвард мило целует Наталию в висок. — У меня тоже мурашки по коже пробежали, когда он бросил на меня свой испепеляющий взгляд. А уж каким похотливым взглядом этот больной извращенец смотрел на Ракель! Как будто планировал сделать с ней примерно то же самое. И сделал бы это, если бы рядом никого не было. Особенно Терренса, который смотрел на него так, будто говорил, что Уэйнрайт лучше не связываться с ним.
— Я помню.
— Они все кидали на нас такие испепеляющие взгляды. Один взгляд дяди в сторону отца и матери чего стоил! Даже не знаю, на кого он смотрел с большей ненавистью: на меня, отца, брата или маму.
— Я думала, этот тип убьет твоего отца прямо там, когда судья вызвал его для дачи показаний. Пока мистер МакКлайф говорил, Майкл буквально зеленел от злости и начал кричать, что его брат лжет, а мы все устроили против него заговор.
— О, между ними тогда была такая словесная перепалка, — уверенно говорит Эдвард. — Они едва не поубивали друг друга, когда затеяли драку.
— Помню-помню. Их тогда кое-как смогли разнять. Пока ты, Терренс и Герберт успокаивали мистера МакКлайфа, Майкла сдерживали полицейские и его адвокат.
— Тогда я окончательно понял, что этот процесс будет очень непростым.
— Я тоже поняла, что это испытание окажется для всех нас настоящей пыткой.
— Дядя Майкл не постеснялся оскорблять и унижать маму, когда ее вызвали давать показания. Едва не набросился на нее. Но благо, отец и приставы как могли защищали ее от этого больного урода.
— В случае с Ракель все было почти также.
— Он вообще не давал ей говорить и кричал, чтобы она не лезла в это дело и прекратила клеветать на него.
— А ты вспомни, как этот тип вел себя, когда судья вызвал тебя для дачи показаний.
— Да. — Эдвард встряхивает головой, дабы убрать с глаз прядь волос. — Опять сплошные оскорбления, унижения, попытки убедить всех, что про него говорят ложь. Дядя в прямом смысле был готов убить меня прямо в зале суда.