Глава 8
«— Саша, — сказала Стеллочка,
глядя на меня честными серыми глазами. — Пойдем.
— Куда? — сказал я. Я знал куда.
— Газету делать.
— Зачем?
— Роман очень просит, потому что Кербер лается.
Говорит, осталось два дня, а ничего не готово.
Кербер Псоевич Демин, товарищ завкадрами,
был куратором нашей газеты, главным подгонялой и цензором»
«Понедельник начинается в субботу» Аркадий и Борис Стругацкие
Подняв трубку телефона, услышал рассерженный голос сестры.
— Где тебя носит? Я уже который раз звоню. А телефон на кафедре постоянно занят и приходится ждать очереди. На мне лабораторные, и надо следить, чтобы студентусы чего-нибудь не отчебучили.
Я поспешил успокоить.
— Я только двадцать минут, как из школы пришел. Ты лучше скажи, что нового? Собираемся вечером, или как?
— Так, а я чего названиваю? Коля сказал, что сегодня будут новички из первокурсников, а я еще тут на кафедре должна прибраться после лабораторных. А у тебя как, есть время?
— Ну, ты спрашиваешь. Я же сказал, что буду. Мне к тебе на кафедру подходить, и какое помещение выделили для редколлегии? Да ладно, на месте поговорим. Я переодеваюсь и выезжаю. С собой что взять, или ты уже поела?
— Да поела, отлично. Наша университетская столовка с лета на ремонте, так нас прикрепили к совминовской, а там на 50 копеек так поесть можно, что потом тяжело обратно в Универ топать. Чуть ли не бутербродами с черной икрой кормят. Все очень вкусно, и куда дешевле, чем в нашей.
— Надо будет с вами сходить и попробовать.
— Не пустят, там пропускают только при предъявлении студенческого, и охрана следит за этим. Всё, не могу больше говорить, тут телефон нужен. Давай, выходи.
Я, по быстрому собрался, и побежал на троллейбус. Надо пораньше успеть и подготовиться к приходу новичков. Я то их впрочем отлично помню. Но их надо сразу определить на правильные места, по наклонностям. Пока ехал в троллейбусе, всё вспоминались слова отца, «где начинается авиация, там кончается дисциплина». Что-то подобное и с редколлегией, только в квадрате. А отец рассказывал, что у них чего только не бывало, и даже в боевых условиях. Был один летчик от бога, и на его счету было не одно потопленное немецкое судно. Но Героя ему так и не давали, по разным поводам. В том числе, что всегда еще не выйдя из самолета принимал спирт из запасов для антиобледенения. Но смелый и отчаянный был до безумия, подбирался к целям на минимальное расстояние, чтобы направить торпеду точно в цель, и без пробоин не прилетал. Раз, после очень сложного вылета, едва дотянул на искореженном и почти неуправляемом самолете до аэродрома. А из самолета, его выносили уже спящим. А шум поднялся, когда выяснилось, что он приземлился с боезапасом. Под трибунал могли отдать. Но лучшего летчика командование ни за что не отдало бы. Но награды его всё-таки часто обходили стороной, из-за постоянных залётов с дисциплиной. А вообще, дома за столом вспоминая войну, мы часто распевали любимую песню отца — «Мы летим, ковыляя во тьме», наших песен про бомбардировочную авиацию до фильма «Хроника пикирующего бомбардировщика», почитай что и не было:
«Был озабочен очень воздушный наш народ:
К нам не вернулся ночью с бомбежки самолет.
Радисты скребли в эфире, волну найдя едва,
И вот без пяти четыре услышали слова:
"Мы летим, ковыляя во мгле,
Мы ползем на последнем крыле.
Бак пробит, хвост горит и машина летит
На честном слове и на одном крыле…"
Ну, дела! Ночь была! Их объекты разбомбили мы дотла.
Мы ушли, ковыляя во мгле, мы к родной подлетаем земле.
Вся команда цела и машина пришла
На честном слове и на одном крыле»
https://www.youtube.com/watch?v=0CAP7uq-Aow
А отца часто спрашивали, почему он не боится говорить правду, вплоть до самых верхов. И он всегда отшучивался, показывая рукой вверх. «Я там, уже свое отбоялся, вылетая без прикрытия, как в один конец». Даже Леонид Ильич не смог убедить его занять место директора радиотрансляционной сети столицы, когда неразумного отправили на прием в кабинет Первого секретаря ЦК компартии республики. А надавить на беспартийного выпускника института связи было нечем. Однако, Лёня был нормальный мужик, и никаких карательных мер к ослушнику не стал применять. Это только после инсульта превратился в почётного бровеносца, орденоносца, многочисленно Героя Советского Союза. Сейчас Леонид Ильич вполне в здравом уме, и дай бог — дойдут до него мои сведения. Но это, уже совсем не от меня зависит.