Следовательно, социальное развитие не отменит морального регулирования сегодня. Оно, прежде всего, таким образом изменит структуру характера людей, что те станут способны жить и работать в социальном сообществе без воздействия авторитета и морального давления, вполне самостоятельно, руководствуясь подлинной добровольной дисциплиной, которая не может быть навязана. Конечно, моральное торможение будет иметь силу только применительно к асоциальным влечениям, заключаясь в юридической норме о необходимости сурового наказания взрослых за совращение детей. Оно не будет отменено до тех пор, пока в массе людей будут присутствовать обусловленные структурой их характеров импульсы к такому действию. В этом смысле ситуация после революции будет еще идентична ситуации в авторитарном обществе. Различие между тем и другим обществами будет, однако, выражаться в том, что свободное общество предложит совершенно свободное пространство для развития естественных стремлений и безопасность для их удовлетворения. Например, оно не только не станет запрещать любовные отношения между двумя молодыми людьми разного пола, но, скорее, окажет им всю необходимую помощь. Оно не только не станет запрещать детский онанизм, а, напротив, вероятно, примет решение строго карать каждого взрослого, который будет препятствовать развитию детской сексуальности.
Нам не следует, однако, слишком жестко и абсолютно воспринимать представление о "сексуальном инстинкте" — ведь содержание вторичного влечения определяется не только желанием человека, но и временем, когда развивается это влечение, и обстоятельствами, в которых оно стремится достичь удовлетворения. Одно и то же влечение может в одном случае и в один момент быть естественным, в другой ситуации и в другое время — асоциальным. Приведем пример. если ребенок в возрасте от года до двух мочится в постель или играет с собственными экскрементами, то мы имеем дело с естественной стадией развития его прегенитальной сексуальности. Стремление играть с собственными экскрементами в этом возрасте естественно, оно обусловлено биологически, так что наказание ребенка за это действие само заслуживает очень серьезного наказания. Если бы тот же самый человек, достигший четырнадцати лет, захотел бы есть свои экскременты или играть с ними, это было бы уже вторичным, асоциальным, болезненным влечением. Подверженного ему следовало бы не наказывать, но, конечно же, поместить в больницу. Свободное общество, однако, не могло бы удовлетвориться этим. Его важнейшая задача должна была бы заключаться в организации такого воспитания, чтобы не было импульсов к подобным поступкам.
Приведем другой пример. Если бы пятнадцатилетний подросток захотел вступить в любовные отношения с тринадцатилетней созревающей девочкой, свободное общество не только ничем не воспрепятствовало бы подростку, а, напротив, взяло бы его под защиту. Но если бы тот же пятнадцатилетний подросток попытался склонить к сексуальным играм маленькую девочку лет трех или принудить ровесницу к таким действиям вопреки ее воле, то речь шла бы об асоциальном поведении. Такое поведение свидетельствовало бы о препятствиях невротического характера при выборе партнерши своего возраста с помощью нормальных средств. Резюмируя, можно сказать: в продолжение переходного периода от авторитарного общества к свободному действует принцип, согласно которому моральное регулирование будет применяться в отношении вторичных, асоциальных влечений, а сексуально-экономическое саморегулирование — в отношении естественных биологических потребностей.
Цель развития заключается в том, чтобы шаг за шагом упразднить вторичные влечения, а с ними и моральное принуждение, полностью заменив и те, и другие сексуально-экономическим саморегулированием. Моралисты или больные люди могли бы легко истолковать формулировку о вторичных влечениях в соответствии со своими целями и намерениями. Тем не менее, несомненно, удастся достичь такой ясности относительно различия между естественным и вторичным влечением, чтобы больше нельзя было протащить в общественную жизнь через заднюю дверь позицию сверхчеловека-моралиста, свойственную патриархату.
Правда, наличие строгих моральных норм всегда свидетельствовало о неудовлетворенности биологических, в особенности сексуальных потребностей людей. Всякое моральное регулирование само по себе неизбежно отвергает сексуальность, отвергает потребность. Каждая мораль отрицает жизнь, а у социальной революции нет, конечно же, более важной задачи, чем сделать наконец возможной жизнь человеческих существ, а также осуществить и удовлетворить их желания.
Следовательно, сексуальная экономика стремится к "моральному поведению" так же, как это делает моральное регулирование. Она хочет, однако, по-другому обосновать смысл этого понятия, да и понимает под моралью нечто совершенно иное — не противоречие природе, а полную гармонию природы и цивилизации. Сексуальная экономика борется против регулирования, основанного на принудительной морали, а не против морали, говорящей жизни "да".
4. Сексуально-экономическая "мораль"
На всей Земле — где в более, где в менее благоприятной ситуации — люди борются за переустройство общественной жизни. Они ведут свою борьбу не только в тяжелейших общественных и экономических условиях. Их усилия тормозятся их же собственной психической структурой. Эта структура, одинаковая с психической структурой тех, против кого они борются, запутывает людей и подвергает их опасности. Цель культурной революции заключается в создании подлинно человеческих структур характера, способных обеспечить саморегулирование. Те, кто сегодня борется за достижение, за завоевание этой цели, часто живут в соответствии с принципами, выводимыми из названной цели, проникнутой стремлением к свободе, но дело в том, что это действительно не более чем «принципы». Важно отдавать себе отчет в том, что, так как на всех нас влияла авторитарная, религиозная, отвергающая сексуальность машина системы воспитания, сегодня еще нет людей с тренированной, спокойно развивавшейся структурой характера, которые признавали бы сексуальность.
Тем не менее в процессе формирования нашей личной жизни мы смогли занять позицию, которую можно назвать сексуально-экономической. Одному лучше удается перестроиться, другому хуже. Тот, кто на протяжении многих лет, даже десятилетий участвовал в рабочем движении, знает на собственном опыте, что в личной жизни его участников в той или иной мере предвосхищены позиции жизни, основанные на сексуально-экономических принципах.
Следует только показать на немногих примерах, чем уже сегодня является "сексуально-экономическая мораль" и в какой мере она предвосхищает "мораль будущего". Необходимо сразу же подчеркнуть, что мы, поддерживая такую жизнь и такие установки, не хотим создавать нечто вроде острова, но можем разделять такие взгляды и вести такую жизнь потому, что в целостном процессе общественного развития уже начали пробивать себе дорогу новые стереотипы поведения и новые "моральные принципы". Это происходит совершенно самостоятельно, независимо от чужой воли и от партийных лозунгов.
Лет пятнадцать или двадцать пять назад для незамужней девушки было позором не сохранить девственность. Сегодня же среди девушек, принадлежащих ко всем кругам и слоям, начинает формироваться взгляд — конечно, где-то он выражен в большей степени, где-то в меньшей, где-то яснее, где-то в более путаной форме, — согласно которому позорно примерно в восемнадцать — двадцать два года еще оставаться девственницей.