— Промахнулись, — закричал пятый. — Ты говорил, вариант верняковый.
«Он и был верняковым», подумал я про себя.
Если бы на приманку клюнул Люциас, всё бы получилось. В прошлый раз он и клюнул. Но не в этот. Чёрт, придется начинать всё с самого начала.
Я сел на палубу.
— Эй, ты чего? — подбежала ко мне Диана.
— Всё кончено, — ответил я. — Неудачная линия, попробую еще раз.
— Что значит еще раз?! А как же мы?
— Вставай, придурок, и сражайся, еще ничего не решено, — закричал пятый герой.
На герое номер шесть сработал скилл воскрешения. Его голова покрылась золотистым сиянием, и он вдохнул. Вновь появилось тело, правда, на этот раз голое. Система наградила его всего одним «воскрешением», и оно оказалось потрачено ни на что.
— Я промазал? — спросил он, поднявшись.
— Готовь клеть, малой!
— Понял.
— Пифий, если ты не встанешь, я сам тебя прикончу!
— Да пожалуйста, — ответил я.
Они еще не знали, с чем мы столкнулись. А я знал. Проблема не в промахе абсолютной тюрьмы. У нас изначально не было ни шанса. Эта линия сломалась гораздо раньше. Вот только непонятно когда и по какой причине. Никаких серьезных отклонений от тридцать четвертой регрессии я старался не допускать.
Герои суетились по палубе, занимали круговую оборону. Жаль их разочаровывать, но сражения не будет.
За тридцать пять жизней кое-что удалось выяснить о злодеях.
И Люциас, и Сэлэсия несут в себе дуаль — некую двойную частицу. Абстрактный концепт, состоящий из двух противоположностей. Для Люциаса это будет Экспансия и Освобождение, для Сэл — Разрушение и Созидание.
В начале, когда моя регрессия только начинается, их человеческие личности способны сдерживать порывы своих частиц. Но с течением времени происходит истончение. Деградация, чей пик приходится на четвертый год. Тогда тело Люциаса занимает Экспансия, а тело Сэлэсии — Разрушение.
В этот момент они обычно сражаются друг с другом, пока один не съест другого. И тогда рождается существо запредельной мощи. Монстр, внутри которого две дуали. Но даже его можно победить.
А вот кого победить нельзя… Есть еще третий носитель. Красный птенец. Он давно ходит по этой планете, и ему каким-то образом удалось подчинить свою дуаль и сохранить личность. Причем я понятия не имею, что представляют из себя его частицы. Обычно он в разборки не лезет, но нечто в линии способно спровоцировать и его. Пока я не нашел эту связь, знаю лишь, что из трех попыток поглотить другие дуали все три были успешными. Эта — четвертая.
Небо померкло.
— Что происходит?
Сквозь облака пробился красный свет мертвой жизни. Океан забурлил и обратился кровью.
— Пифий, что происходит? — рядом со мной присела Диана.
— Конец света, — я обнял ее за плечо. — Я обязательно спасу тебя. В следующий раз.
— Пифий, Пифий… — она уткнулась в меня.
— Люциас, Люци, это ты? — по палубе бегала напуганная Эйра. — Я не чувствую связи.
Другие герои еще собирались сражаться. Они не понимали.
«Та-а-ам горы высокие-е-е» — долетело до нас многократное эхо.
«Та-а-ам степи бескрайние-е-е»
Я понятия не имею, почему в конце света всегда играет Лев Лещенко, спетый тонким детским голоском. Этот мир и без того достаточно странный, чтоб разбираться еще и в этом.
«Та-а-ам ветры летят, по проселкам пыля-а-а…»
В авианосец начали безостановочно бить молнии, а из молний выходить всё новые Эйры. Сначала они ухмылялись, потом замечали других себя, в недоумении начинали осматриваться.
Посыпались с неба головы третьего героя. Все слова, сказанные на палубе, начинали повторяться и зацикливаться, становясь заевшей пластинкой. Реальность трескалась и распадалась на куски.
Носитель одной дуали — угроза планетарного масштаба. Если кто-то соберет в себе две, он получит достаточно сил, чтобы уничтожить галактику. А три…
Когда одно существо поглощает три дуали, вселенная будто теряет способность выдерживать его вес. В ней быстро копятся ошибки, разрушая сами принципы физического мироустройства. Рушатся все связи, причинности, направления, константы.
Вслед за временем под откос пошло пространство. Наш авианосец вдруг стал бесконечно длинным, и мы тоже. У нас все еще сохранялся параметр ширины и высоты, но в длину мы растянулись, будто вермишель.
«Мы — дети Галактики-и-и-и».
Пространство начало рябить и закручиваться, превратившись в безумную круговерть.
«Но самое главное-е-е».
Предпоследний этап распада описать было невозможно. Никто из людей не видел ничего подобного, а потому ни в одном языке не было подходящих слов.