Ноа Розенберг: Климан по сей день восхищается способностью Сэлинджера подробно обсуждать с Хемингуэем персонажей одного из рассказов Хемингуэя. Широко открыв глаза, Климан вспоминал: «Он знал всех упомянутых Хемингуэем людей. Через два часа после разговора я не вспомнил бы эти имена!»[162]
Дэвид Шилдс: Сэлинджера смущали собственные литературные устремления. В перерывах между боями он культивировал дружеские отношения с Хемингуэем и безостановочно посылал свои произведения в New Yorker и многие другие журналы.
Дж. Д. Сэлинджер (выдержка из письма Вернеру Климану, 1961 год):
Думаю, что ты наверняка тоже огорчен фактом и обстоятельствами смерти Хемингуэя. Помнишь домик, в котором мы стояли во время боев за лес Хюртген? Я помню доброту Хемингуэя. Уверен, что и ты ее помнишь[163].
Дэвид Шилдс: Хемингуэй покончил жизнь самоубийством 2 июля 1961 года.
Алекс Кершо: Сэлинджер вместе со всей американской пехотой сражались в Европе, учитывая особенности местности. Неважно, насколько хороша твоя техника. Пехоте приходится передвигаться по конкретной местности, будь то пляж, живые изгороди, болота, сельская местность, сражаться и очищать территорию от противника. Естественные преграды были самыми страшными, поскольку они давали немцам идеальные позиции для обороны, которые они отстаивали и с которых совершали атаки. Идеальным примером естественного препятствия был лес Хюртген, одна из худших местностей, которые пришлось с боем занимать во время Второй мировой войны.
Царивший в лесу постоянный сумрак скрывал сеть изобретательно расставленных мин-ловушек и обычных мин. К тому же местность была почти идеальна для обороны. Там было много немцев, которые укрывались в смертельной для наступающих системе бункеров и укрепленных позиций.
Окружающее оказывало совершенно гнетущее воздействие. Над нами на высоте сорока метров нависали вершины деревьев. Нельзя было пройти и десятка метров, чтобы не наткнуться на упавшее дерево. И таких деревьев было бесконечно много. А земля под ногами была заминирована.
Эдвард Дж. Миллер: За десять дней октября Четвертой дивизии удалось продвинуться примерно на пять километров, но за каждый из них пришлось заплатить, по меньшей мере, тысячью жизней.
Дэвид Шилдс: Один капитан американской армии заметил, что за день его солдаты захватывали три дерева, и каждое из них – ценой сотни жизней.
Дебора Дэш Мур: Солдаты описывали это сражение как бойню, в которой им хотелось спрятаться в собственных касках. Пули, прилетавшие отовсюду, рикошетили от стволов деревьев. Было непонятно, где находится противник.
Алекс Кершо: Парням буквально отрывало ноги. Раз – и нет половины ноги. А они смеялись, когда их уносили на носилках, потому что знали: теперь их отправят домой.
Эдвард Дж. Миллер: Сэлинджер был поглощен тем же, чем были поглощены и все остальные солдаты. Возможно, что он выжил при интенсивных обстрелах потому, что буквально прижимался к стволам деревьев.
Штаб-сержант Дэвид Родерик: В моей роте был молодой еврейский парень из Нью-Йорка. Ему было, может быть, лет 18. Он играл в баскетбол за городскую сборную Нью-Йорка, и ему светило хорошее будущее. Он пришел с пополнением. После того, как закончился артиллерийский обстрел, я нашел его в наполовину отрытой ячейке мертвым, причем на теле у него не было ран. Был убит ударной волной при разрыве снаряда. Точно так же в лесу Хюртген погиб и командир роты. Не знаю, сколько людей было убито и ранено снарядами, рвавшимися в вершинах деревьев, но потери были ужасными.
Эдвард Дж. Миллер: Сидя в стрелковой ячейке всю ночь, Сэлинджер был изолирован от всего. В окопе собиралась вода. У него текли башмаки. Он был насквозь мокрым. Он замерзал. Он не знал, выставили немцы боевое охранение или нет. Страх перед неизвестным просто пожирал его. Ночи были такими ужасными, что он молился о наступлении дня, а когда светало, он молился о наступлении мрака, ибо при свете дня надо было снова сражаться.
Немецкие ветераны Восточного фронта сегодня скажут вам, что это было самой ожесточенной битвой, в которых им довелось сражаться. Самые жестокие бои происходили в районе, площадь которого составляли, может быть, 70 квадратных миль[164]. Если посмотреть на цифры потерь у немцев и американцев, то, говоря без затей, окажется, что на очень малой площади погибло очень, очень много людей.
162